Звери и суперзвери
Шрифт:
— Бобби не будет наслаждаться, и он совсем не хотел кататься, — сказал Николас со зловещим смешком, — у него ботинки жмут. Они слишком тесные.
— Почему он не сказал мне, что они жмут? — довольно резко спросила тетушка.
— Он дважды сказал вам, не вы не слушали. Вы часто не слушаете, когда мы говорим вам важные вещи.
— Ты не пойдешь в крыжовник! — сказала тетушка, меняя тему.
— Почему? — потребовал Николас.
— Потому что ты в немилости, — надменно ответила тетушка.
Николас ощущал небезупречность данного объяснения; он знал, что прекрасно способен одновременно быть и в немилости, и в крыжовнике. Для тетушки было очевидно, что он решил пойти в крыжовник — только потому, — заметила она про себя, — что я сказала ему не делать этого.
В крыжовник вели две калитки, через которые можно было войти, и если уж маленький человек вроде Николаса проскользнул туда, он
Николас совершил одну-две вылазки в большой сад, передвигаясь кружными путями и сознательно прячась он прокладывал дорогу то к одной, то к другой калитке, но так и не нашел момента, чтобы избежать бдительного тетушкиного глаза. По сути дела у него не было намерения проникнуть в крыжовник, однако было исключительно удобно, что тетушка верит, что он этого хочет; эта вера удержала ее большую часть дня на взятом на себя посту часового. Основательно подтвердив и укрепив ее подозрения, Николас проскользнул назад в дом и быстро начал выполнение плана действий, который долго лелеял в своих мыслях. Стоя на кресле в библиотеке, он смог дотянуться до полки, но которой покоился толстый, важно смотревшийся ключ. Ключ оказался таким важным, каким и смотрелся: это был инструмент, который держал в неприкосновенности от неавторизованного вторжения тайны комнаты для рухляди и который открывал дорогу туда только для тетушек и подобных им привилегированных персон. У Николаса не было большого опыта в искусстве вставления ключей в замочные скважины и открывания замков, однако несколько дней назад он попрактиковался с ключем от двери школьной комнаты; он на слишком рассчитывал на удачу и счастливый случай. Ключ в замке поворачивался туго, но все же повернулся. Дверь открылась и Николас оказался в неизвеланной стране, по сравнению с которой крыжовник был восторгом банальным, простым материальным удовольствием.
Часто, очень часто Николас рисовал себе, но что может быть похожа комната для рухляди, та область, которую так заботливо скрывали от юных глах, и относительно которой ни на какие вопросы никогда не отвечали. Комната превзошла его ожидания. Во-первых, она была громадной и тускло освещенной; одно большое окно, выходящее в запретный сад, было единственным источником освещения. Во-вторых, она была складом невобразимых сокровищ. Самозванная тетушка была одной из тех персон, которые думают, что вещи портятся, когда ими пользуются, и препоручают их пыли и сырости, чтобы таким способом дольше сохранить. Те части дома, которые Николас знал лучше всего, были весьма голые и безрадостные, здесь же находились чудесные вещи, радующие глаз. Прежде всего здесь был гобелен в раме, который очевидно должен был выполнять роль каминного экрана. Для Николаса это была живая, дышащая история; он присел на сверток индийской драпировки, под слоем пыли пылающей чудесной расцветкой, и впитал все подробности изображения на гобелене. Человек, одетый в костюм какого-то далекого периода, только что пронзил стрелой оленя; выстрел не мог быть трудным, потому что олень был всего лишь в одном-двух шагах от него; в густой чаще растений, на который намекала картинка, было нетрудно подкрасться к пасущемуся оленю, а два пятнистых пса, прыгнувший вперед, чтобы присоединиться к охоте, очевидно были натренированы идти по пятам, пока не вылетит стрела. Эта часть картинки была простой, хотя и интересной, но видит ли охотинк то, что видит Николас: что четыре скачущих волка пробираются через лес в его сторону? Неверное, их еще больше прячется за деревьями, и, в любом случае, сможет ли человек и две его собаки справиться с четырьмя волками, если они нападут? В колчане у человека осталось только две стрелы, а он может и промахнуться одной стрелой или обеими; все, что известно о его искусстве стрельбы, это только то, что он смог попасть в громадного оленя на смехотвероно коротком расстоянии. Николас провел много золотых минут, перебирая возможности сцены; он склонялся к мыли, что волков больше четырех, и что человек и его собаки зажаты в тесный угол.
Однако, здесь были и другие предметы восторга и восхищения, требующие его немедленного внимания: причудливо изогнутые подсвечники в форме змей и чайник, похожий на китайскую утку, из открытого клюва которой должен был изливаться чай. Каким скучным и бесформенным по сравнению казался чайник из детской! И был резной ящик сандалового дерева, плотно набитый ароматной ватой,
— Николас! Николас! — вопила она, — Выходи отсюда немедленно. Не пытайся прятаться, я все время тебя вижу!
Наверное впервые за двадцать лет в комнате для рухляди кто-то улыбнулся.
Вдруг гневные повторения имени Николаса прервались воплем и криками, чтобы кто-нибудь скорей пришел. Николас закрыл книгу, аккуратно положил ее на место в углу и стряхнул на нее немного пыли с соседней стопки газет. Потом он выбрался из комнаты, запер дверь и возвратил ключ на то место, где его нашел. Когда он вышел в большой сад, тетушке все еще выкрикивала его имя.
— Кто зовет? — спросил он.
— Я, — донесся ответ с той стороны стены, — разве ты меня не слышал? Я искала тебя в крыжовнике и соскользнула в цистерну для дождевой воды. К счастью, здесь нет воды, но бока скользкие и я не могу выбраться. Принеси маленькую лестницу из-под вишневого дерева…
— Мне сказали, чтобы я не заходил в крыжовник, — быстро ответил Николас.
— Я сказала, чтобы ты не заходил, а теперь говорю, что можно, — донесся весьма нетерпеливый голос из цистерны для дождевой воды.
— Твой голос не похож на тетушкин, — возразил Николас, — ты наверное Зло, которое искушает меня не повиноваться. Тетушка часто говорит мне, что Зло искушает меня и что я всегда поддаюсь. На этот раз я не хочу поддаваться.
— Не болтай чепухи, — сказала пленница из цистерны, — иди и принеси лестницу.
— Будет ли к чаю крыжовный джем? — невинно спросил Николас.
— Конечно, будет, — сказала тетушка, решив про себя, что Николас не получит ничего.
— Теперь я точно знаю, что ты — Зло, а не тетушка, — радостно прокричал Николас, — когда вчера мы попросили у тетушки крыжовного джема, она сказала, что ничего не осталось. Я знаю, что есть еще целых четыре банки в шкафу в кладовой, потому что я посмотрел, и конечно ты знаешь, что он стоит там, но она не знает, потому что скзала, что ничего не осталось. О, Дьявол, ты себя выдал!
Охватывало необычно роскошное чувство от возможности говорить с тетушкой, словно говоришь с самим Злом, Однако Николас с детской проницательностью понимал, что подобной роскоши нельзя слишком потворствовать. Он с шумом удалился, и только кухарка в поиках пертушки спасла в конце концов тетушку из цистерны для дождевой воды.
Вечернее чаепитее проходило в страшном молчании. Когда дети приехали в Джегборо, прилив был на максимуме, поэтому не осталось песка, где можно поиграть — обстоятельства, которое тетушкапросмотрела в спешке организации своей карательной экспедиции. Теснота ботинок Бобби оказалала катастрофические последствия на его настроение, и в целом дети не смогли сказать, что им было весело. Тетушка хранила мертвое молчание того, кто пострадал от недостойного и незаслуженного заключения в цистерне для дождевой воды в течении целых тридцати пяти минут. Что до Николаса, то он тоже был молчалив в сосредоточенности человека, которому есть о чем подумать; вполне возможно, рассудил он, что охотник сможет убежать со своими псами, пока волки будут пировать пораженным оленем.
Открытое окно
— Моя тетушка сейчас сойдет, мистер Наттель, — сказала весьма хладнокровная девушка лет пятнадцати, — а пока вам придется смириться со мной.
Фремтон Наттель попытался сказать что-нибудь правильное, чтобы должным образом польстить племяннице в данный момент, но без того чтобы недолжным образом расстроить тетушку, которая сейчас придет. Про себя он более обычного сомневался, смогут ли эти формальные визиты к целому ряду полных незнакомцев способствовать успокоению нервов, которым он предположительно занимается.