Звери в моей постели
Шрифт:
Я поймала взгляд Джерри и подала ему знак, озабоченная не только тем, что рисковала остаться без ленча, но и тем, что этот разговор мог затянуться надолго.
Фон взял с нас обещание, что мы придем снова вечером, и обратился ко мне, широко улыбаясь:
– Вечером я покажу тебе, как мы веселимся здесь, в Бафуте.
Стараясь улыбаться так же широко, я поспешила сказать:
– Хорошо, хорошо.
Вернувшись в рестхауз, мы застали стоящих на заднем крыльце людей, один из которых тут же протянул нам калебас, говоря:
– Маса, маса, гляди.
Джерри осторожно вытащил из горлышка калебаса банановые листья, служившие пробкой.
– Ну, и что у тебя там?
– Там берика, сэр.
– Берика? – удивилась я. – Это что же такое?
– Первый раз слышу, – отозвался Даррелл.
– Может, лучше спросить, вдруг там сидит какаянибудь ядовитая тварь?
– Пожалуй, ты права... Это плохой зверь? Он укусит меня?
– Нет, сэр, никогда. Это детеныш.
Джерри заглянул внутрь и увидел крохотную белочку длиной семьвосемь сантиметров.
– Ну как? – обратился он ко мне. – Берешь? Скорее всего, она умрет.
– Конечно, возьму. Вспомни, ты говорил, что Малютка умрет, но она выжила.
Так еще одна африканская белочка поселилась в яслях, устроенных мной в углу одной из комнат, обогреваемом инфракрасной печкой. Мамфе, как мы назвали ее, не стала такой ручной, как Малютка, но тоже обожала, когда ей почесывали животик.
После обеда, вооружившись двумя керосиновыми лампами и двумя бутылками виски, мы явились к плясовому дому Фона. Как же не похож был этот вечер на душные вечера в Мамфе. Температура воздуха была вполне терпимой; иногда, ложась спать, здесь достаточно было укрыться тонким одеялом. Через несколько дней я обнаружила, что моя сыпь проходит – очень кстати, ибо вряд ли можно рассчитывать на симпатию публики, если на тебя вдруг нападает чесотка в самых сокровенных местах.
Одетый в красножелтую мантию, Фон выглядел великолепно, и рука его, само собой, сжимала стакан, наполненный виски.
– Сегодня ночью все мы повеселимся, – возвестил он.
Мы разместились на стульях в конце плясового зала, напоминающего армейский манеж. Большие плетеные стулья были расставлены на невысоком помосте под бдительным надзором портретов всех членов британской династии, начиная с королевы Виктории. Фон посадил Джерри справа от себя; перед нами стоял столик с непременной бутылкой виски и стаканами. Явился королевский оркестр в составе четырех юношей и двух жен Фона, вооруженных барабанами, флейтами и наполненным сухой кукурузой калебасом. Их сопровождали еще несколько жен Фона. Сам правитель с улыбкой обратился к Джерри:
– Мой друг, ты помнишь европейский танец, который показывал мне в прошлый раз, когда был в Бафуте? Как ты его называл – конга? Так вот, сейчас я покажу тебе коечто.
По его знаку оркестр принялся играть чтото, отдаленно напоминающее конгу, и шеренга жен Фона пришла в движение. Так вот как выглядит бафутская версия конги! Даррелл был весьма тронут этим зрелищем и, когда танец закончился, сказал:
– Это просто замечательно!
Фон радостно расхохотался. Я поспешила похвалить его музыкантов и танцующих жен.
– Ва! Я от них очень устаю, они мне голову морочат.
– Джерри тоже говорит, что я морочу ему голову, – отозвалась я.
– Хорошо твоему мужу, у него только одна жена, а у меня их куча, и они все время морочат мне голову.
– Что ж, – деловито отметила я, – у кого нет жен, нет и детей.
Мои слова вызвали у Фона такой приступ веселья, что я испугалась, как бы его не хватил удар, но все обошлось, и он, одной рукой вытирая слезы, другой похлопал Джерри по спине.
– А твоя жена неплохо соображает. – Он ткнул меня пальцем в бок, погладил по голове и добавил: – Мне бы такую жену.
К счастью, его излияния были прерваны звуками оркестра, который рьяно принялся отчебучивать какойто лихой мотив.
– Почему бы тебе не потанцевать с ним, Джеки? – заметил Джерри.
Я пришла в ужас. Правда, возвращаясь из Аргентины, я на пароходе постигла секреты танца чача, но здесь речь шла о настоящих танцах, и Фон, как и все африканцы, был наделен чудесным чувством ритма, в чем ни один европеец не мог бы сравниться с ним.
– Глупости, – ответила я. – Это исключено. Не говоря уже о том, что он чуть не в два раза выше меня. Только людей насмешим.
Однако Даррелл не унимался и обратился к Фону:
– Мой друг, ты не мог бы показать свой танец моей жене?
– Как же, как же, отлично.
И не успела я опомниться, как он повлек меня в круг танцующих. Оркестр в это время исполнял нечто похожее на самбу, и я предложила Фону научить его этому танцу. Фон пребывал в весьма приподнятом настроении, и вот уже мы лихо кружимся в танце, который весьма заинтриговал бы специалистов из Латинской Америки. Ничего, главное – нам было очень весело. Джерри потом рассказывал, какое потешное зрелище мы являли собой: я то и дело исчезала за развевающимися полами мантии Фона, и порой казалось, что у него появилась еще одна пара ног. Мы отплясывали так с полчаса, и я совершенно выбилась из сил. В награду за мои старания Фон поднес мне большой калебас с мимбо – местным пальмовым вином. Мне уже доводилось, увы, дегустировать сей драгоценный напиток, на вид похожий на разбавленное молоко, пахнущий, как жженая резина, что же касается вкуса, то я бессильна подобрать достойное сравнение, скажу только, что он отвратителен. Фон лично дегустировал содержимое пяти калебасов, прежде чем остановил свой выбор на одном из них, и налил мне полный стакан. Как быть? Незаметно вылить – невозможно, а потому, сделав глубокий вдох, я глотнула вина и – дивись, читатель! – даже широко улыбнулась Фону и заверила его, что мимбо и впрямь первоклассное. Поскольку он пристально следил за мной, оставалось только и дальше делать маленькие глотки, изображая удовольствие.
– Ты позволишь твоим женам выпить вместе со мной? – спросила я.
– Конечно, конечно.
Он жестом подозвал их, и я с облегчением поспешила разлить вино в их сложенные чашечкой ладони.
Не успели мы оглянуться, как начался рассвет. У меня раскалывалась голова, пора было закругляться, и Фон настоял на том, чтобы проводить нас до самого рестхауза.
– Спокойной ночи, – сказал он на прощание, – мы с вами хорошо повеселились.
Вскоре к нам присоединилась Софи. Она выглядела очень усталой, но в прохладном климате саванны заметно ожила. Наша коллекция сильно разрослась, и мы решили разделить ее на три части – отдельно млекопитающие, птицы и рептилии. Поделили между собой и обязанности по уходу за подопечными. Было разработано несложное расписание. На рассвете – обычно около пяти утра – нам приносили чай, затем мы кормили детенышей и меняли подстилки, после чего производили общий смотр. Каждое животное тщательно осматривали, прежде чем чистить клетки, при этом надлежало проверить, сколько корма съедено, сколько осталось, как выглядит помет, нет ли в поведении данного экземпляра какихлибо отклонений, требующих медицинского вмешательства. Мы старались управиться с этими процедурами до завтрака, чтобы в остальные утренние часы вымыть посуду, приготовить корм для животных и договориться с нашим поваром Филипом, что необходимо закупить на местном рынке. Если оставалось время до ленча, готовили аппаратуру для съемок. После ленча требовалось хоть немного доспать, особенно после ночных увеселений с Фоном. Отдохнув, пили чай и принимались готовить корм для вечерней трапезы, а кроме того, кормили детенышей, принимали новые экземпляры и, что было особенно важно, оказывали медицинскую помощь тем, кто в этом нуждался. Пожалуй, самым трогательным пациентом за все время нашего пребывания в Бафуте была крупная самка шимпанзе, угодившая в проволочную ловушку. Оба ее запястья были распороты до кости, началось заражение крови. Мы тщательно очистили раны и присыпали их антибиотиком, сделали инъекцию пенициллина, но обезьяна очень ослабла, и кожа ее приобрела необычный оттенок. К счастью, в Баменде служили и настоящий врач, и ветеринар, и мы послали за ними, чтобы осмотрели нашего пациента. После тщательного осмотра они решили взять у шимпанзе кровь на исследование, так как ветеринар заподозрил, что у нее сонная болезнь.
– Интересный случай, – сказал он, – однако боюсь, вы напрасно тратите время, пытаясь спасти ее. Но все равно спасибо, что обратились к нам. Я договорюсь с людьми в OAK, чтобы они дали вам знать, что покажет анализ крови. И вообще, если вам понадобится моя помощь, не стесняйтесь дать знать, хотя я вижу, что вы отлично сами со всем справляетесь.
Шимпанзе умерла на другой день, и анализ крови подтвердил диагноз ветеринара; оставалось утешиться сознанием, что мы при всем желании не смогли бы ее спасти. К счастью, в остальном наши медицинские вмешательства сводились к избавлению животных от глистов и от песчаных блох – весьма широко распространенных паразитов, которые селились на конечностях обезьян и которых было несложно удалить при помощи обычной булавки. Приходилось нам заниматься и переломами, вызванными грубым обращением или плохой конструкцией ловушек; частенько поступающие к нам животные страдали кишечными заболеваниями. Так я узнала, что, вопреки распространенным убеждениям, дикие твари живут отнюдь не в какойто утопической среде, где все создано для их блага. Иные получаемые нами экземпляры находились в ужасающем состоянии. Пожалуй, одним из самых ярких событий нашего пребывания в Бафуте явился вечер, когда Фон провозгласил Джерри своим заместителем и преподнес ему комплект своих великолепных мантий – великая честь, тем более что наш хозяин не скрывал своего отрицательного отношения к большинству европейцев.