Звери в моей постели
Шрифт:
По пути в ПуэртоДесеадо мы проехали через нефтяной терминал КомодороРивадавия, где в то время кипела жизнь в связи с тем, что американцы получили концессию на добычу нефти в этом районе. Изза наплыва людей в гостиницах было туго с номерами, пришлось нам с Софи и Марией спать втроем на двойной кровати, а Джерри и Дикки ночевали в лендровере. Мы без печали расстались на другой день с Комодоро. Дальше пошел совсем необычный ландшафт, довольно долго мы ехали среди черных песчаных дюн. Решили не делать остановок, чтобы возможно скорее добраться до Десеадо. Прибыв туда, отыскали рекомендованные нам в Мадрине гостиницы, однако и здесь они были битком набиты нефтяниками, оставалось всей нашей пятерке ночевать в лендровере. Утром мы смогли вполне оценить прелести Десеадо: было пасмурно, холодно, ветрено, и город сильно смахивал на заброшенный поселок из голливудских вестернов.
– Человек, назвавший этот город Десеадо (предмет желаний), явно пребывал в крайне удрученном состоянии, – заключил Дикки.
Казалось, мы так и не найдем себе пристанища, но тут нам случайно встретился местный почтмейстер, у которого были британские корни и который вполне прилично говорил поанглийски. Один из столпов местного общества, он взялся нажать на владельцев гостиниц, чтобы приютили нас, однако и они ничем не смогли нам помочь, тогда он отправился в Клуб аграриев и добился того, что там нам выделили две комнаты. Пока мы решали проблему ночлега, Дикки выследил представителя местной аэротранспортной компании и убедился, что примерно через час вылетает самолет на север. Расставание с Дикки было окрашено в грустные тона, хотя, подозреваю, в душе он был только рад вернуться к злачным местам БуэносАйреса.
Наш друг почтмейстер помог нам также найти капитана Гири, и тот пообещал помочь нам расположиться в одном поместье по соседству с колонией пингвинов. На другой день в клуб знакомиться с нами пришел владелец поместья – сеньор Уичи. Позже мы узнали, что он наполовину индеец; должно быть, этим объясняется забота и радушие, окружавшие нас те несколько дней, что мы провели в его владениях. Уичи заявил, что будет счастлив принять нас у себя в поместье, и мы условились завтра же отправиться туда. Чтобы не возить весь наш багаж, договорились с управительницей клуба, что оставим прицеп на его дворе; она пообещала также не сдавать никому наши комнаты до нашего возвращения.
Поместье Уичи было великолепно; он сам построил себе дом несколько лет назад – простой и лишенный ряда "современных удобств", но мы с Софи чувствовали себя так, будто очутились в какомто другом мире. Сам дом стоял в глубокой впадине, однако к нему прилегал обширный пляж, где Софи и я прогуливались часами в обществе одних только редких овец да ловцов устриц. Вода в море дивного изумрудного цвета была холоднющая. После шумного БуэносАйреса и убожества Десеадо нам с Софи было так хорошо в здешней тишине, что мы были готовы навсегда тут остаться.
Запах колонии пингвинов можно услышать задолго до того, как вы увидели ее. Ничто не сравнится с этим сладковатым рыбным запахом и ничто не сравнится с глупостью этих птиц. Колония простиралась на несколько километров, и снимать ее обитателей не составляло никакого труда, они совсем не обращали на нас внимания, поглощенные размножением, добычей пищи в море и кормлением птенцов. Участок их обитания напоминал лунный пейзаж, земля была изрыта воронками гнезд. Основное скопление птиц помещалось под прикрытием высокой песчаной дюны, через которую этим тупицам приходилось карабкаться, направляясь за рыбой к морю. Маленьким птицам было адски трудно под жгучими лучами солнца карабкаться вверх по склону; правда, зато потом они могли скатываться вниз с гребня дюны. Учитывая путь туда и обратно, им приходилось покрывать в общей сложности больше шести километров; мне такое регулярное путешествие не представило бы удовольствия. И я не могла взять в толк, почему самые жаркие часы дня они проводили, стоя на солнце и тяжело дыша, вместо того чтобы укрыться в своих прохладных норках. А еще я с тревогой отметила высокий уровень смертности – кругом валялись высохшие трупики птенцов, причем они явно не были жертвами хищников. Сам климат тоже можно было назвать лунным, поскольку в тени царил холод, а на солнце ничего не стоило сильно обгореть. Не могу сказать, чтобы я с грустью покидала колонию пингвинов: лично мне они показались довольно скучными, отнюдь не отвечающими тому представлению, какое у меня сложилось при наблюдении их собратьев в зоопарках. До сих пор я не могу без боли смотреть на этих бедняг.
Когда мы не были заняты съемками птиц, то, стоя на четвереньках, копались в песке, отыскивая следы поселения патагонских индейцев, о котором нам рассказал Уичи, и нашли множество искусно изготовленных, ярко окрашенных наконечников для стрел, а также скребки и даже древнее орудие охотников – бола (три круглых камня, привязанных к длинному ремню, который при метании обматывался вокруг ног страуса или гуанако). А в ложбине за дюной Джерри раскопал индейский череп.
– Какая жалость, что этот замечательный народ исчез, – заметил он с горечью. – И почему так называемые примитивные люди и дикая фауна непременно должны уходить в небытие перед лицом прогресса?
Мария Рене перевела его слова нашему хозяину, и тот ответил, что эти места всегда наводят на него печаль, он постоянно ощущает присутствие одиноких душ индейцев.
– Здесь и сейчас живут индейцы, но я с тоской думаю о горемычных духах.
И впрямь тут ощущалась атмосфера скорби и невзгод [40] . А пингвинам хоть бы что, знай себе ковыляли взадвперед через дюны, безучастные к глупости человека.
С облегчением взяли мы курс обратно на север, к полуострову Вальдес с его колониями морских слонов и котиков. Сам полуостров пленил наш взгляд, разительно отличаясь и красками, и рельефом от остальных частей Патагонии – плоской, почти совсем безжизненной равнины. Здесь волнистые гряды были покрыты высокими зелеными кустами с желтыми цветками, даже дороги другого цвета – красные вместо серых. И фауна отличалась разнообразием: шестерка рыжеватых гуанако, родичей ламы, спокойно созерцала, как мы проезжаем мимо, однако поспешила удалиться, когда Джерри задумал их снять, явно полагая, что он, подобно местным фермерам, вознамерился стрелять; вдоль дороги трусили броненосцы; над кустами порхали ржанки; множество мелких пестрых пичуг пролетали над нами, когда мы тряслись на ухабах курсом на ПунтаНорте, где надеялись получить нужные сведения и – что было еще важнее – запастись водой, каковой Патагония отнюдь не богата.
40
Лично я ощущал не столько скорбь, сколько легкую меланхолию. Дж.Д.
Добравшись до цели, мы были радушно встречены тремя батраками. Для них, пасущих овец в глухомани, всякий иноземный гость – событие: нам тотчас предложили перекусить и выпить вина, и они решительно отказывались отвечать на наши вопросы, пока мы не управились с предложенной нам отличной жареной бараниной. Мария Рене вкратце изложила им, что нас интересует, зачем мы приехали в Аргентину. Они слушали как завороженные, мне показалось даже, что их потрясли слова о том, что мы прибыли из далекой Британии ловить и снимать здесь животных. Как бы то ни было, они охотно вызвались нам помочь. Сказали, что котиков найти будет нетрудно, они недавно произвели на свет потомство и держатся кучно на берегу недалеко от поместья, а вот с морскими слонами дело обстоит сложнее. Эти уже покинули привычные лежбища, теперь могут обретаться в самых разных местах вдоль побережья. Правда, у них есть коекакие излюбленные убежища; и пастухи пометили на наших картах несколько точек.
Мы не пали духом и выбрали недалеко от лежбища котиков подходящий уголок для своего лагеря. Наши новые друзья вызвались обеспечивать нас питьевой водой и мясом, когда понадобится. Обосновавшись в ложбине по соседству с дорогой, мы занялись благоустройством, выкопали яму для очага, запили баранину чаем и легли спать. Три женщины разместились в лендровере, а Даррелл улегся под машиной, укрывшись брезентом. Не скажу, чтобы мы устроились удобно, все же, поворочавшись, все крепко уснули [41] .
41
Настоятельно советую всякому, кому не доводилось спать под лендровером, в котором три женщины храпят на разные голоса, постараться и впредь избегать такого испытания. Дж.Д.
Когда мы утром разобрались в наших конечностях и выбрались из машины, Даррелл уже развел костер и приготовил кофе. Пока мы наслаждались этим напитком, он рассказал, что на рассвете его навестил крупный самец гуанако. Явно недовольный вторжением какихто мерзких тварей на его территорию, он негодующе кряхтел и фыркал, потом удалился так же быстро и бесшумно, как появился.
– Великолепный зверь, – сказал Даррелл. – Просто безобразие, что их так нещадно истребляют.
Налив себе по второй чашке, мы обсуждали наши планы на день; в это время со стороны берега донесся какойто странный звук.