Зверинец Джемрака
Шрифт:
— Надо выложить сухари, чтобы подсохли.
Уилсон Прайд уже приступил к делу, терпеливо раскладывая намокшие куски хлеба на обрывке старого холста. Лицо его ничего не выражало.
— Боров у вас жив еще?
— Конечно. А ваш?
— В полном порядке.
У капитанского борова теперь появилась кличка: Наполеон, сокращенно Поли, — Джон Коппер придумал.
Есть мне не хотелось. Ощущения в животе были странные, но голода я не испытывал. Ежедневная порция сухарей поддерживала наши силы, но во рту и горле у меня начинало саднить. Капитан разрешил всем лишний раз глотнуть воды на ночь — это была наша первая спокойная ночь за долгое время. Случайный подарок показался настоящим чудом. Вода была
— Эй, Скип, все путем? — спросил я.
Губы безумца изогнулись в неловкой усмешке, и он резко кивнул, словно говоря «да».
— Идем на отличной скорости, — радостно сообщил капитан. На лбу у него была большая красная болячка, похожая на третий глаз. — Мы сейчас в самом центре нейтральной китобойной зоны. Теперь все решает время, ребята. А пока у нас есть чем заняться.
Мы принялись латать щели в днище шлюпки — спасибо Джо Харперу за ящик с инструментами — и сушить все, что еще можно было высушить.
Солнце закатилось за горизонт.
Меня убаюкала тьма, а проснулся я от соли. Чертова соль. Она кристаллами выступала на кусках хлеба. Просоленные сухари жарились на солнце, выложенные ровными рядами, как товар на прилавке. Эта картина напомнила мне о доме, о торговцах, кутающихся в шарфы от холода, на руках — обрезанные перчатки. Я облизал губы — и там соль. Лизнул руку — снова соль. Везде. Разговаривая друг с другом, мы пытались наполнить рот слюной, непроизвольно двигали челюстями, чтобы было чем сплюнуть. Вокруг шлюпок резвились дельфины. Вот бы сейчас сюда мою подзорную трубу, но она пошла на дно вместе с остальным скарбом. Дельфины сопровождали нас несколько дней: жизнерадостные существа, они кружились, взбивали пену, рассыпали радугой брызги, но мы так и не сумели поймать ни одного. Безглазые морды скалились и смеялись; спустя какое-то время нас с Тимом тоже разобрал смех, и мы не могли остановиться так долго, что Дэн пообещал выкинуть нас за борт, если не заткнем свои чертовы глотки, отчего мы принялись хохотать еще громче. На сгибе левого локтя у меня появилась язва, еще одна болячка зрела сзади на шее. Я старался их не расчесывать, но это было непросто. Мы смеялись так долго, что мистер Рейни (до этого его целый день рвало, а вид у него было такой, будто внутри у него случилось кровотечение) сказал: «Дэн, стукни-ка их лбами». Дэн действительно положил нам руки на макушки и столкнул нас лбами, но не слишком сильно, после чего мы притихли, но старались не смотреть друг на друга, чтобы снова не расхохотаться. Нам роздали воду. Особой пользы от нее не было. Язык распух, влага, только попав на него, тут же испарялась. Глубже, у основания языка и за щеками, неприятно покалывало, как будто болели уши.
— Господи, зачем я вообще отправился в это плавание?
— Затем, чтобы от меня не отстать, — ответил Тим. — Я отправился — и ты отправился.
Он был прав.
— Не мог же я допустить, чтобы вся слава досталась тебе.
— Вся слава? — загоготал Тим. — Вся слава? Ха-ха-ха-ха-ха!
— Почему мы не можем съесть борова? — спросил я у Дэна.
— Рано еще.
— А когда будет не рано?
— Когда время придет.
— И когда оно придет?
— Узнаешь.
На минуту я замолчал. Потом снова спросил:
— Когда это будет?
Габриэль фыркнул, подавив смешок. Он пытался выстругать копье из куска дерева, но тот оказался слишком коротким.
— Заткнись, Джаф! — беззлобно буркнул Дэн.
Капитан приказал рулевым свести шлюпки вместе. Приятно было снова увидеть грязные, соленые физиономии: квадратное лицо Проктора, с ввалившимися щеками; черные сверкающие глаза Уилсона Прайда; Саймона Флауэра, с его длинными каштановыми волосами, разбросанными по плечам, точно змеи; похожего на белое привидение Дага; Джона Коппера — в соплях и с красными глазами; и Скипа, который сидел на корме, обхватив себя руками, и раскачивался как маятник. Рядом с ним греб Джон Коппер.
— Я скоро с ума сойду, — признался он.
— Джону у нас тут нелегко приходится. — Лицо капитана осветила слабая улыбка.
Все уже называли друг друга только по именам, мы стали просто джонами, тимами и саймонами — за исключением мистера Рейни и Проктора, который по-прежнему оставался нашим капитаном.
— Это все он. — Джон указал большим пальцем назад, через плечо, на Скипа. — Замучил уже, хуже некуда. Всю ночь только и делает, что тычет меня в спину и говорит, будто на борту сидит сова, а совы-то никакой нету.
Мы рассмеялись.
— В чем дело, Скип? — спросил Тим.
В ответ Скип лишь покачал головой.
— Когда корабль ждать, капитан? — Габриэль шлифовал наконечник копья. — Пора бы уже.
— Я и сам бы хотел знать. Может, завтра, может, через десять минут или через неделю, а то и больше.
— А может, вообще никогда, — сказал Саймон.
— Вот именно, может, и никогда. — Капитан бросил в его сторону быстрый взгляд. — Но, по моим расчетам, мы как раз идем курсом на Чили, так что, если все сложится наихудшим образом и никакого корабля не будет, недели через три мы все равно доберемся туда. Естественно, если погода позволит. — Он оглядел нас всех и улыбнулся, пытаясь как-то подбодрить.
— Три недели… — Саймон в отчаянии опустил плечи.
— Ерунда! — резко произнес Рейни.
— В сравнении с твоей жизнью, Саймон, три недели — все равно что капля в море, — добавил капитан, подавляя зевок.
— Голова… Только бы голова так не болела, — пожаловался Джон.
— Где болит? — поинтересовался я. — У меня тоже не проходит.
— Везде.
— У меня виски тянет.
— Я больше не могу. Ужас какой-то! — В голосе Скипа неожиданно послышались слезы.
— Ты что имеешь в виду? — спросил Дэн. — Можешь не можешь — выбора у тебя все равно нет.
— Он-то может, это я с ума схожу, — заметил Джон.
— У меня тоже голова болит, — сказал Скип.
— И у меня, — посетовал Ян.
— Это от солнца, — отрезал мистер Рейни.
— Верно. — Капитан, прищурившись, посмотрел в безоблачное голубое небо. — Солнце сядет через полтора часа.
— Десять дней прошло, — констатировал Даг.
— Девять, — уточнил молчавший до этого Уилсон.
— Десять.
— Девять.
— Десять, — произнес Саймон и закрыл глаза.
— Если не считать тот день, который мы провели рядом с кораблем.
— Это все от жажды. — Мистер Рейни заговорил высоким, надтреснутым голосом, точно подросток. При его внешности звучало это жутковато.
Я попытался открыть рот, но язык прилип к нёбу.
— Воды, пора уже, — подал голос Тим.
Мой глоток воды. Серебро на языке.
Капитан взглянул на небо, потом вниз, на дно лодки, где, еле дыша от жары, изнывал Поли.
— Пора резать свинью, — сказал он.
У нашего борова не было имени. Он был невозмутим до такой степени, что и ухом не повел, когда его собрат завизжал. Никто такого шума не устраивает, как свиньи. Слушать невозможно. Уилсон вытащил Поли из укрытия и повалил на бок. Боров вскинул вверх короткие ножки с копытцами и принялся лягаться. Кок удерживал тушу, а Саймон с Дагом навалились сверху и с большим трудом захватили ноги, умудрившись в одну минуту связать их, после чего улеглись поперек, чтобы животное не дергалось. Уилсон перерезал Поли горло. Боров судорожно задергался, а кровь толчками начала выливаться в ведро, которое Джон Коппер подставил под струю. Животное продолжало оглушительно визжать. Ведро наполнилось, кровь продолжала хлестать на дно шлюпки.