Зверобой (Художник Г. Брок)
Шрифт:
— Разумеется. Он груб в своих речах, как и во всем остальном. Но, я думаю, ты льстишь мне, Гетти, полагая, что я могу сравниться с таким человеком, как Зверобой. Допустим, что я лучше воспитана. В известном смысле, пожалуй, я красивее его… Но его правдивость, его правдивость — вот что составляет такую ужасную разницу между нами! Ладно, не будем больше говорить об этом. Постараемся лучше придумать, каким образом вырвать его из рук гуронов. Отцовский сундук еще остался в ковчеге, и можно попробовать соблазнить их новыми слонами. Хотя боюсь, Гетти, что за такую безделицу нельзя выкупить на волю такого человека, как Зверобой. Кроме того, быть может, отец и Непоседа совсем не намерены хлопотать о Зверобое так, как он хлопотал о них.
— Но почему, Юдифь? Непоседа и Зверобой — приятели, а приятели всегда должны помогать друг другу.
— Увы, бедная Гетти, ты плохо знаешь людей. Приятелей
Беседа их стала бессвязной, но они продолжали разговаривать, пока старшая сестра не выпытала у младшей все, что Гетти успела запомнить. Когда Юдифь наконец удовлетворила свое любопытство (впрочем, это не совсем подходящее слово, ибо любопытство ее казалось совершенно ненасытным и не могло быть полностью удовлетворено), когда она уже была не в силах придумать новые вопросы, не прибегая к повторениям, челнок направился к барже. Непроницаемая темнота ночи и черные тени, падавшие на воду от холмов и лесистого берега, чрезвычайно затрудняли розыски судна. Юдифь очень ловко правила челноком из древесной коры; он был настолько легок, что для управления им требовалось скорее искусство, чем сила. Закончив разговор с Гетти и решив, что пора возвращаться, она налегла на весла. Но ковчега нигде не было видно. Несколько раз сестрам мерещилось, будто он вырисовывается во мраке, словно низкая черная скала, но неизменно оказывалось, что это лишь обман зрения. Так в бесплодных поисках прошло полчаса, пока, наконец, девушки не пришли к весьма неприятному выводу, что ковчег покинул свою стоянку.
Попав в такое положение, большинство молодых женщин так испугались бы, что думали бы только о собственной безопасности. Но Юдифь нисколько не растерялась, а Гетти тревожил лишь вопрос о том, что побудило отца покинуть стоянку.
— Но ведь не может быть, Гетти, — сказала Юдифь, убедившись после многократных попыток, что ковчега найти не удастся, — ведь не может быть, чтобы индейцы приблизились на плотах или вплавь и захватили наших во время сна!
— Не думаю, чтобы Уа-та-Уа и Чингачгук легли спать, не рассказав друг другу обо всем случившемся с ними за время долгой разлуки. А как по-твоему, сестра?
— Быть может, и нет, дитя. У них много причин, чтобы не уснуть. Но делавара могли застать врасплох и не во время сна, особенно потому, что его мысли заняты совсем другими вещами. Но все-таки мы должны были услыхать шум: крики и ругань Гарри Непоседы разбудили бы эхо на восточных холмах, словно удар грома.
— Непоседа часто грешит, произнося нехорошие слова, — смиренно и печально призналась Гетти.
— Нет, нет, нельзя было захватить ковчег без всякого шума! Я оставила его меньше часа назад и все время внимательно прислушивалась. И, однако, трудно поверить, чтобы отец мог бросить собственных детей.
— Быть может, он думал, что мы спим у себя в каюте, Юдифь, и решил подплыть ближе к «замку». Ведь ты знаешь — ковчег часто передвигается по ночам.
— Это правда, Гетти, должно быть, так оно и было. Южный ветерок немного усилился, и они, вероятно, отплыли вверх по озеру…
Тут Юдифь запнулась, ибо едва она произнесла последнее слово, как вся окрестность внезапно озарилась ослепительной вспышкой. Затем прогремел ружейный выстрел, и горное эхо на восточном берегу повторило этот звук. Миг спустя пронзительный женский вопль прозвучал в воздухе. Грозная тишина, наступившая вслед за тем, показалась еще более зловещей. Несмотря на всю свою решимость, Юдифь едва смела перевести дух, а бедная Гетти закрыла лицо руками и дрожала всем телом.
— Это кричала женщина, Гетти, — сказала Юдифь очень серьезно, — и кричала от боли. Если ковчег двинулся с места, то при таком ветре он мог отплыть только к северу, а выстрел и крик донеслись со стороны мыса. Неужели что-нибудь худое случилось с Уа-та-Уа?
— Поплывем туда и посмотрим, в чем дело, Юдифь. Быть может, она нуждается в нашей помощи. Ведь, кроме нее, на ковчеге только мужчины.
Медлить было нечего, и весло Юдифи сейчас же погрузилось в воду. По прямой линии до мыса было недалеко, а волнение, охватившее девушек, не позволяло им тратить драгоценные минуты на бесполезные предосторожности. Они гребли, ни с чем не считаясь, но индейцы не заметили их приближения. Вдруг сноп света, брызнувший из прогалин между кустами, ударил прямо в глаза Юдифи. Ориентируясь на него, девушка подвела челнок настолько близко к берегу, насколько это допускала осторожность.
Сцена, разыгравшаяся в лесу, была
Вскоре голова жертвы поникла и тело склонилось на сторону, подкошенное смертью. Затем одновременно погасли все факелы, кроме одного, и печальный кортеж, уносивший тело в лагерь, можно было рассмотреть лишь при тусклом мерцании этого одинокого светоча.
Юдифь вздрогнула и тяжело вздохнула, снова погружая весло в воду. Челнок бесшумно обогнул оконечность мыса. Зрелище, которое только что поразило ее чувства и теперь преследовало воображение, казалось ей еще страшнее, чем даже вид недолгой агонии и безвременного конца погибшей девушки. При ярком свете факелов Юдифь увидела высокую прямую фигуру Зверобоя, стоявшего возле умирающей с выражением сострадания и как бы некоторого стыда на лице. Впрочем, он не выказывал ни страха, ни растерянности, и по взглядам, устремлявшимся на него со всех сторон, легко было догадаться, какие свирепые страсти бушевали в сердцах краснокожих. Казалось, пленник не замечал этих взглядов, но в памяти Юдифи они запечатлелись неизгладимо.
Возле мыса девушки не встретили ни одного человека. Молчание и тьма, такие глубокие, как будто лесная тишина никогда не нарушалась и солнце никогда не светило над этой глухой местностью, царили теперь над мысом, над сумрачными водами и даже на хмуром небе. Итак, ничего не оставалось делать; надо было заботиться только о собственной безопасности, а безопасность можно было найти только на самой середине озера. Отплыв туда на веслах, Юдифь позволила челноку медленно дрейфовать по направлению к северу, и, поскольку это было возможно в их положении и при таком настроении, обе девушки предались отдыху.
Глава XIX
Догадка Юдифи о том, при каких обстоятельствах закончила свой жизненный путь индейская девушка, оказалась, в общем, правильной. Проспав несколько часов подряд, старик Хаттер и Марч пробудились. Случилось это всего несколько минут спустя после того, как девушка вторично покинула ковчег и отправилась на поиски младшей сестры. Чингачгук и его невеста, само собой разумеется, находились в это время уже на борту. От делавара старик узнал о новом местоположении индейского лагеря, обо всех недавних событиях и об отсутствии своих дочерей. Последнее обстоятельство его ничуть не встревожило, ибо он надеялся на благоразумие старшей и на безнаказанность, с которой младшая появилась уже однажды среди дикарей. Кроме того, долгая привычка к опасностям всякого рода успела притупить его чувства. Как видно, старик не слишком горевал о пленении Зверобоя. Ибо, хотя он отлично понимал, какую помощь мог ему оказать молодой охотник, если бы пришлось обороняться от индейцев, различие во взглядах не могло вызвать между ними особенной симпатии. Он бы очень обрадовался, узнав о местонахождении лагеря прежде, чем гуроны были встревожены побегом Уа-та-Уа, но теперь высадка на берег была связана со слишком большим риском. Волей-неволей ему пришлось отказаться на эту ночь от жестоких замыслов, внушенных недавним пленом и корыстолюбием. В таком настроении духа Хаттер уселся на носу баржи. Вскоре к нему подошел Непоседа, предоставив в полное распоряжение Змея и Уа-та-Уа всю корму.