Зверобой, или Первая тропа войны
Шрифт:
— Вы хотите потолковать со мной о браке, Гарри Марч, — сказала она, — и вот я пришла сюда, чтобы над могилой моих родителей… о нет, о нет! — над могилой моей бедной милой матери выслушать то, что вы хотите сказать…
— Вы как-то странно держите себя, Юдифь, — ответил Непоседа, взволнованный гораздо больше, чем ему хотелось показать. — Но что правда, то правда, а правда всегда должна выйти наружу. Вы хорошо знаете, что я давно уже считаю вас самой красивой из всех женщин, на которых только глядели мои глаза, и я никогда не скрывал этого ни здесь, на озере, ни в компаниях охотников и трапперов, ни в поселениях.
— Да,
— Когда молодой человек ведет такие речи, обращаясь к молодой женщине, то следует предполагать, что он имеет на нее виды.
— Правда, правда, Непоседа, об этом вы говорили мне уже не раз.
— Ладно, если это приятно, то я полагаю, что ни одна женщина не станет жаловаться на то, что слышит это слишком часто. Все говорят, что так уж устроен ваш пол: вы любите слушать, как вам повторяют вновь и вновь, в сотый раз, что вы нравитесь мужчине, и предпочитаете этому только разговоры о вашей собственной красоте.
— Несомненно, в большинстве случаев мы любим и то и другое, но сегодня совсем необычный день, Непоседа, и не стоит тратить слов попусту. Я бы хотела, чтобы вы говорили без обиняков.
— Вы всегда поступали по-своему, Юдифь, и я подозреваю, что будете поступать так и впредь. Я часто повторял вам, что вы мне нравитесь больше, чем какая-либо другая молодая женщина, или, уж если говорить всю правду, гораздо больше, чем все молодые женщины, вместе взятые. Но вы должны были заметить, Юдифь, что я никогда не просил вас выйти за меня замуж.
— Я заметила это, — сказала девушка, причем улыбка появилась на ее красивых губах, несмотря на необычайное и все возрастающее волнение, которое заставило ее щеки пылать румянцем и зажгло глаза ее ослепительным блеском. — Я заметила это и считала это довольно странным со стороны такого решительного и бесстрашного человека, как Гарри Марч.
— Для этого была своя причина, девушка, и эта причина смущает меня даже теперь… Пожалуйста, не краснейте и не смотрите так сердито, потому что есть мысли, которые долго таятся в уме у мужчины, и есть слова, которые застревают у него в глотке, но есть также чувства, которые могут одолеть и то и другое, и этим чувствам я должен подчиниться. У вас больше нет ни отца, ни матери, Юдифь, и вы с Гетти больше не можете жить здесь одни, если даже будет заключен мир и ирокезы угомонятся. Мало того, что вы будете голодать, но не пройдет и недели, как вас обеих заберут в плен или скальпируют. Наступило время подумать о перемене жизни и о муже. Согласитесь выйти за меня, и все прошлое будет забыто.
Юдифь с трудом сдерживала свое волнение при этом безыскусственном объяснении в любви, хотя, очевидно, добивалась его и теперь слушала с вниманием, могущим пробудить надежду. Но она едва дождалась, когда молодой человек кончит говорить, — так хотелось ей поскорее ответить.
— Этого довольно, Непоседа, — сказала она, поднимая руку как бы для того, чтобы заставить его замолчать. — Я поняла вас так хорошо, как если бы вы говорили об этом целый месяц. Вы предпочитаете меня другим девушкам и хотите сделать меня своей женой.
— Вы высказали мою мысль гораздо лучше, чем мог бы высказать ее я сам, Юдифь, и потому считайте, пожалуйста, что все эти слова произнесены мною именно так, как вы хотели
— Все ясно, Непоседа, и этого с меня довольно. Здесь не место шутить или обманывать вас. Выслушайте мой ответ, который во всех смыслах будет таким же искренним, как ваше предложение. Существует одна причина, Марч, по которой я никогда…
— Мне кажется, я понимаю вас, Юдифь, но я готов забыть об этой причине, которая касается только меня. Да не краснейте, пожалуйста, словно небо на закате, потому что я вовсе не хочу обижать вас…
— Я не краснею и не обижаюсь, — сказала Юдифь, стараясь обуздать свое негодование. — Существует причина, по которой я не могу быть вашей женой, Непоседа. Этой причины вы, видимо, не замечаете, и потому я обязана объяснить ее вам так же откровенно, как вы просили меня выйти за вас замуж. Я не люблю вас и, наверное, никогда не полюблю настолько, чтобы выйти замуж. Ни один мужчина не может пожелать себе в жены девушку, которая не предпочитает его всем другим мужчинам. Я говорю вам это напрямик и полагаю, что вы должны быть мне благодарны за мою искренность.
— О Юдифь, вот что наделали эти щеголи-крас номундирники [65] из форта! В них все зло!
— Тише, Марч! Не клевещите на дочь у могилы ее матери. Я хочу расстаться с вами по-хорошему, не заставляйте же меня призывать проклятия на вашу голову. Не забывайте, что я женщина, а вы мужчина и что у меня нет ни отца, ни брата, который мог бы отомстить вам за ваши слова.
— Ладно, я больше ничего не скажу. Но повремените, Юдифь, и обдумайте как следует мое предложение.
65
Так насмешливо называли тогда английских офицеров и солдат, которые носили красные мундиры.
— Мне для этого не нужно времени. Я уже давно все обдумала и только ждала, когда вы выскажетесь начистоту, чтобы ответить также начистоту. Мы теперь понимаем друг друга, и потому не стоит понапрасну тратить слова.
Взволнованная сосредоточенность девушки испугала молодого человека, потому что никогда прежде он не видел ее такой серьезной и решительной. Во время их предыдущих разговоров она обычно встречала его ухаживание уклончиво или насмешливо, но Непоседа считал это женским кокетством и полагал, что она легко согласится выйти за него замуж. Он сам колебался, нужно ли делать предложение, и никогда не предполагал, что Юдифь откажется стать женой самого красивого мужчины во всей пограничной области. А ему пришлось выслушать отказ, и притом в таких решительных выражениях, что ни для каких надежд не оставалось более места. Он был так унижен и озадачен, что не пытался переубедить ее.
— Теперь Мерцающее Зеркало потеряло для меня всю свою привлекательность! — воскликнул он после минутного молчания. — Старый Том умер, гуронов на берегу не меньше, чем голубей в лесу, и вообще здесь совсем неподходящее для меня место.
— Тогда уходите. Здесь вам угрожает множество опасностей, и чего ради станете вы рисковать своей жизнью для других? Да я и не думаю, чтобы вы могли оказать нам какую-нибудь серьезную услугу. Уходите сегодня же ночью; мы никогда не станем упрекать вас в неблагодарности или в недостатке мужества.