Зверская ферма

Оруэлл Джордж

Непомерные силы Боксера были предметом всеобщего восхищения. И во времена Джонса он был усердным работягой, теперь же он просто вкалывал за троих. Бывали дни, когда казалось, что все на ферме держится на его могучих плечах. С утра до ночи он таскал или подталкивал, всегда находясь там, где труднее. Он договорился с петухом, чтобы тот будил его по утрам на полчаса раньше всех остальных, и до начала дневных работ один добровольно трудился там, где, по его мнению, это было всего нужнее. В ответ на любое затруднение, на любую неудачу он говорил: "Я буду работать еще упорней!" Эти слова стали его девизом.

Но и все остальные старались в меру своих сил. Куры и утки, например, подбирая упавшие колоски,

сберегли зерна на целых пять бушелей. Никто не воровал, никто не жаловался на еду, а ссоры, взаимные щепки и зависть, которые в прежние времена были повседневным явлением, теперь почти исчезли. Никто не ленился - или почти никто. Молли, правда, не очень хорошо поднималась по утрам и имела обыкновение уходить с работы пораньше под предлогом мозолей на копытах. Странновато выглядело поведение кошки. Очень скоро все заметили, что ее обычно невозможно найти перед началом работ, она пропадала где-то часами - а потом, как ни в чем не бывало, приходила к обеду или вечером после окончания рабочего дня. Но у нее всегда были такие исключительные уважительные причины и мурлыкала она так проникновенно, что усомниться в ее добрых намерениях было невозможно.

Старый осел Бенджамин, казалось, нисколько не изменился после Восстания. Он выполнял свою работу с той же неторопливой тщательностью, как при Джонсе, ни от каких заданий не увиливал, но и не надрывался на добровольных сверхурочных. О Восстании и его последствиях он своего мнения не высказывал. Когда его прямо спрашивали, чувствует ли он себя счастливей после изгнания Джонса, он обыкновенно произносил что-нибудь вроде:

– Ослы живут долго. Никто из вас еще не видел дохлого осла.

Приходилось довольствоваться этим туманным ответом.

По воскресеньям не работали. Завтракали на час позже, чем обычно, а после завтрака происходила церемония, которая неукоснительно соблюдалась каждую неделю. Сначала поднимали флаг. Снежку попалась в подсобке для инструментов старая зеленая скатерть миссис Джонс, на которой он белой краской намалевал рог и копыта. Каждое воскресное утро поднимали теперь эту скатерть на флагштоке бывшего жилого дома. "Зеленый цвет нашего знамени, объяснял Снежок, - обозначает луга и пастбища Англии, а копыто и рог символизируют грядущую Республику Зверей, которую мы создадим после полной и окончательной победой над родом человеческим".

После подъема флага все животные собирались на большом гумне на общее собрание или Совет. Здесь намечались работы на предстоящую неделю и велось обсуждение предлагаемых постановлений. Авторами и инициаторами всех постановлений Совета всегда были свиньи. Другие животные скоро усвоили сам обычай голосования, но самостоятельно выдвигать предложения так и не научились.

Активнее всех в обсуждении проектов постановлений участвовали оба хряка - Снежок и Наполеон. Было, однако, замечено, что эта парочка никогда ни в чем не бывает согласна. Что бы ни предлагал один из них, другой непременно был против. Даже когда возникала идея - сама по себе не вызывавшая разногласий - небольшой лужок за садом отвести под пастбище для тех животных, которые по старости утратят трудоспособность, Снежок и Наполеон сцепились по вопросу о пенсионном возрасте для каждой породы животных.

Совет всегда заканчивался пением "Всех животных Британии". Послеобеденное время отводилось для воскресных развлечений.

Свиньи превратили подсобку, где раньше хранились инструменты и упряжь, в свою штаб-квартиру. По книгам, вынесенным из дома, они вечерами изучали здесь кузнечное дело, плотницкое искусство и другие необходимые ремесла. Снежок, кроме этого, занялся созданием "животкомов", или Животных Комитетов. В этом ему не было равных. Он организовал Комитет по Производству Яиц для кур и Лигу Чистых Хвостов для коров, Комитет

Перековки Диких Товарищей (с целью перевоспитания крыс и зайцев), Движение за Самую Белую Шерсть для овец и многое другое - помимо обучения чтению и письму.

В своем большинстве эти затеи потерпели крах. Попытка приручить диких животных провалилась почти с самого начала. Они продолжали жить по-старому, а когда к ним проявляли великодушие, просто старались извлечь из этого максимальные выгоды. В Животком Перековки вошла кошка и в течение нескольких первых дней работала в нем очень активно. Однажды ее видели сидящей на крыше, где она проводила воспитательную беседу с воробьями, которые, впрочем, были вне пределов ее досягаемости. Она говорила им, что все звери теперь - товарищи и что любой воробей может, если захочет, подлететь и посидеть у нее на лапке. Воробьи, однако, держались от нее подальше.

Занятия чтением и письмом, впрочем, пользовались большим успехом. К осени каждое животное на ферме в той или иной степени повысило свой образовательный уровень. Что касается свиней, то они давно овладели грамотой в совершенстве. Сравнительно неплохо выучились читать собаки, но, если не считать Семи Заповедей, чтение их мало интересовало. Коза Мюриель превзошла в чтении даже собак и иногда по вечерам, бывало, зачитывала для окружающих обрывки газетных статей, которые ей попадались на помойке. Бенджамин читал не хуже любой свиньи, но своих способностей особо не применял. "Насколько я знаю, - говорил он, - на свете нет ничего такого, что действительно стоит прочтения". Кашка выучила весь алфавит, но слова складывать не умела. Боксеру не удалось пойти дальше буквы "Г". Он своим огромным копытом выводил в пыли буквы "А, Б, В, Г", а потом стоял и вглядывался, сдвинув уши назад, потряхивая временами гривой и стараясь изо всех сил припомнить, что там дальше, и всегда безуспешно. Иногда, правда, он брался учить "Д, Е, Ж, З", но к тому моменту, когда он осваивал их, оказывалось, что буквы "А, Б, В, Г" начисто улетучились из его памяти. Наконец, он решил удовлетвориться четырьмя первыми буквами алфавита и обыкновенно писал их дважды или трижды на дню, чтобы освежить их в памяти. Молли отказалась учить что-либо еще кроме литер, из которых складывалось ее имя. Она очень искусно выкладывала их из прутиков, украшала парой-другой цветочков и разгуливала вокруг, не сводя с них восхищенного взора.

Все остальные не продвинулись дальше буквы "A". Кроме того, выяснилось, что самые неспособные животные, например овцы, куры и утки, не в силах запомнить наизусть даже Семь Заповедей. После некоторого размышления Снежок объявил, что Семь Заповедей можно на деле свести к единственному принципу, а именно: "Четыре ноги - хорошо, две ноги - плохо". "Этот принцип, - сказал он, - вполне выражает сущность Зверизма. Всякий, кто его прочно усвоил, застрахован от человеческого влияния". Птицы поначалу возражали, потому что им показалось, будто у них тоже две ноги, но Снежок с легкостью переубедил их.

– Птичье крыло, товарищи звери, - сказал он, - не есть орган действия или преступного бездействия. Крыло - орган ПЕРЕДВИЖЕНИЯ, то есть НОГА. Отличительный признак человека - это РУКА, орудие его бесчисленных злодеяний.

Птицы не поняли длинных слов, которые употребил Снежок, но приняли его объяснение на веру. Животные не слишком одаренные все до единого стали заучивать новый афоризм наизусть. Слова ЧЕТЫРЕ - ХОРОШО, ДВЕ - ПЛОХО начертали на торцовой стенке гумна выше Семи Заповедей и более крупными буквами. Выучив это правило наизусть, овцы очень полюбили его. Лежа на лугу, они часто начинали блеять хором: "Четыре - хорошо, две - плохо, четыре хорошо, две - плохо..." и могли твердить это часами, нисколько не уставая.