Звезда Давида
Шрифт:
Она вслушивалась в незнакомые слова, слегка склонив голову набок. Об этом говорили только ее застывшие глаза. В руке, затянутой в тонкую перчатку, был зажат стек. На голове красовалась черная пилотка с черепом. На поясе висела кобура с «вальтером», передвинутая с бедра на живот.
Глаза штандартенфюрера и немки встретились. Она тотчас отвела взгляд, стараясь выглядеть непробиваемой, а у него чуть дрогнули губы и взгляд стал мягче. Рядом с креслом стоял столик. На нем дымилась чашка с хорошим кофе, лежал «парабеллум» и стоял старый граммофон, ручку которого время от времени
Штандартенфюрер время от времени переводил взгляд на русских военнопленных и морщился от досады. Затем снова отвлекался и вслушивался в незнакомые слова. Песня ему определенно нравилась, так как он часто повторял:
– Гут, гут…
Песня смолкла. Солдат торопливо снял пластинку. Забил в бумажный желтоватый пакет и отложил направо. Там уже скопилось пластинок пять-шесть. Снова покрутил ручку граммофона.
Готтен сделал глоток из чашки и вновь затянулся сигаретой, глядя на немку. Спросил:
– Эльза, тебе понравилась эта русская песня?
Она смотрела ему в лицо не отрываясь:
– Да, господин штандартенфюрер!
Вильгельм чуть насмешливо улыбнулся краешками губ:
– Тогда мы послушаем еще раз… Вечером…
Иголка поставлена на диск. Раздается шаляпинский бас:
– Э-э-й ухнем…
Офицер прислушался. Брови начали сходиться на переносице. Взяв парабеллум, резко бросает солдату:
– Шлехт!
Солдат, не сводивший с него глаз, мгновенно снимает пластинку и подбрасывает ее в воздух. Эльза с интересом смотрит на пластинку в воздухе. Эсэсовец, практически не прицеливаясь, стреляет…
Пленные вздрагивают. Кто-то замирает, кто-то втягивает голову в плечи. В глазах их испуг…
Падают на землю осколки пластинки. Немка чуть улыбается, рассматривая крупный осколок, упавший рядом с ее крепкой ногой в туфле на широком устойчивом каблуке. Немецкие солдаты-охранники довольно улыбаются и переглядываются. Несколько собак с испугу принимаются лаять, но хозяева дергают поводки, боясь разозлить офицера. Псы замолкают.
На диск кладется новая пластинка. Развеселая «Калинка» несется над лагерем. Офицер довольно притопывает левой ногой. Правая остается неподвижной…
Пленные мрачно поглядывают в сторону немцев и граммофона, стараясь делать это незаметно. Кое-кто остановился, с горечью слушая песню. Охранники замечают. Несколько ударов прикладом и русские вновь принимаются за работу. Эльза оборачивается на вскрики, но сразу же отворачивается от военнопленных с брезгливой гримасой. Слегка постукивает стеком по собственной ноге.
Штандартенфюрер продолжает слушать пластинки. Переглядывается с Эльзой. Курит и пьет кофе. Пленные работают. Время от времени раздаются выстрелы и сыплются с неба осколки. Солдат продолжает ставить пластинки и крутить ручку граммофона. Немец вновь закуривает сигарету, остановив взгляд на груди докторши. Она замечает, но ничуть не смущается. На диск кладется пластинка. И вдруг…
Сигарета вылетает изо рта офицера. Скользнув по брюкам падает на траву. Эльза удивленно глядит на его застывшее лицо. Из огромного медного раструба несется веселая еврейская мелодия…
Перед глазами Вильгельма Готтена проносится полузабытое. Он, еще мальчишка, вместе с приятелем идет по улице. Откуда-то несется эта самая мелодия. У мальчишек изможденные лица, глаза запали и блестят нездоровым блеском.
Улица пустынна. Весенний ветер гоняет обрывки лозунгов и газет. На некоторых столбах еще сохранились надписи, призывающие «защитить первую социалистическую германскую республику». Напротив магазин с заколоченными ставнями и сохранившейся надписью «Молоко». Стекла выбиты. Лавка зияет черными провалами окна. Улицы давно никто не подметал и мусора много. Вдалеке проходит пошатываясь человек в шинели и тут же исчезает за углом. Издалека доносится испуганный женский крик.
Буквально через дом стоит еще одна лавка с надписью «Булочная». Подростки подходят ближе и смотрят на выставленные за решеткой караваи, плюшки, пирожки. Жадно глядят на бублики…
Подростки сглатывают слюну, переглядываются. Снова смотрят. Замечают внутри силуэт мужчины.
Мальчишки решаются. Подходят к двери в магазин и нерешительно заходят. Звенит над дверью колокольчик. Мужчина в атласном жилете, теплой темной рубашке, со странными завитыми прядями по бокам лица, оборачивается к двери. Увидев мальчишек, глядит на них.
Приветливая улыбка на губах медленно тает.
Подростки замирают. Оглядываются на дверь и переглядываются. В глазах вопрос: «Не стоит ли сбежать?».
Лавочник резко говорит, взмахивая руками, словно пытаясь отогнать птиц:
– Пошли прочь, попрошайки!
Выходит из-за прилавка. Один из подростков, светлоглазый, худенький моляще просит:
– Не могли бы вы, герр Штейнбах, дать нам немного хлеба? Моя мама и сестренка совсем плохи. Они умрут, если я не принесу еды…
Штейнбах хватает его за плечо и вышвыривает из магазина:
– Пошел прочь! Мы не подаем нищим!
Мальчик падает на мостовую. Второй успевает увернуться от руки лавочника и выбегает сам. Штейнбах возвращается за прилавок. Второй подросток подбегает к товарищу и помогает ему подняться. Вилли плачет от унижения и горя. Его руки и коленки ободраны. Друг утешает его, с ненавистью глядя на ворота:
– Ничего, когда-нибудь мы им отомстим…
Неожиданно Вилли хватает камень и со всей силы кидает его в витрину «булочной». Слышится звон бьющегося стекла и посуды. Испуганный вскрик лавочника. Мальчишки улепетывают вдоль улицы.
На повороте Вилли со всего маху влетает головой в чью-то грудь. Слышится мужской вскрик и крепкая рука хватает мальчишку за плечо:
– Куда это вы так несетесь?
Готтен поднял голову. Рядом стоял худощавый незнакомец в длинном пальто. Посмотрел в сторону, откуда раздавались крики и усмехнулся:
– Не бойся. Я не сдам им тебя. Так что случилось?
Вилли почувствовал доверие и рассказал о произошедшем. Приятель Вилли тоже подошел подтверждая слова. Незнакомец мрачно усмехнулся: