Звезда Давида
Шрифт:
После боя к нему подошел майор в запыленной гимнастерке. Посмотрел в грязное лицо со светлыми полосками от пота и утверждая, сказал:
– Живой? Это хорошо! Переведу-ка я тебя парень, в разведку. Там такие как ты, отчаянные, нужны…
Вот так была решена судьба Юрия Макагонова…
Абрам Гольдберг изучал винтовку все время, пока ехали на фронт. Здоровяк, оказавшийся старшиной Квасько, бился с ним сутки, показывая, как заряжать винтовку и целиться. Во время коротких остановок занимался своими делами, а потом снова подходил к студенту. Абрам умудрился сбить
– Вот что, парень… Военная наука тебе, вижу, не дается. Солдат из тебя никудышный, право слово. Определю-ка я тебя помощником к нашему повару. Уж думаю дрова собирать и воду таскать ты сумеешь. Вот остановимся и поговорю с командиром…
Гольдберг возражать не стал, понимая, что действительно солдат из него плохой. Решил пока побыть помощником повара и одновременно научиться пользоваться трехлинейкой. Он посмотрел на лежавшую рядом винтовку и тяжело вздохнул. Квасько действительно поговорил с командиром, объяснив все. Капитан взглянул на выглядывающее из вагона лицо Абрама и кивнул:
– На кухне тоже надо кому-то работать. Разрешаю отправить рядового Гольдберга помощником повара на кухню. Можете идти.
Старшина вскинул руку к пилотке и четко повернулся, чтобы уйти. Капитан остановил:
– Да, вот еще что… Скажешь повару, что я приказал. Пусть учит парня готовке. Мало ли что бывает…
Квасько снова повернулся:
– Есть!
И отправился к своему вагону, широко шагая вдоль состава. Старенькая форма ладно сидела на нем. Абрам с завистью смотрел ему вслед, а затем посмотрел на себя – форма сидела на нем, как на пугале, топорщась во все стороны…
Абрам прослужил на кухне две недели. Повар оказался уже не молодым мужиком с седой головой и крепкими красными руками, которыми он ловко чистил картошку. Обе эти недели войска непрерывно отступали под натиском немцев. Временами немецкие снаряды рвались поблизости от кухни и в эти минуты повар Анюткин крестился и шептал посеревшими губами:
– Господи, матерь пресвятая Богородица, спаси и сохрани нас от ворога лютого…
Глядел на небо, пригибаясь к земле. Время от времени покрикивал на застывавшего в полный рост Абрама:
– Ты чего застыл, как статуй? Ложись, дурень! Вот немец прицелится, да как бухнет снарядом и поминай, как звали…
Гольдберг хоть и был плохим солдатом, но он был начитанным. Наблюдал за разрывами и говорил Анюткину:
– Дядя Евсей, если сюда и угодит снаряд, то случайный. Мы же в тылу и до линии обороны от нас больше километра.
Евсей тут же вставал и ругался беззлобно:
– Вот навязали мне студента! Дурында бестолковая, а туда же, меня учит. Шел бы дровец что ли, принес, чем стоять…
И Гольдберг послушно отправлялся собирать дровишки. Временами Абрам тащил еду в двух огромных бачках и рюкзак с хлебом за спиной прямо на позиции, стараясь выгадать время короткого затишья. Торопливо раздавал кашу или щи. Солдаты быстро ели. Более пожилые благодарили:
– Спасибо, сынок! Без еды много не навоюешь…
Абрам каждый раз с горечью замечал, что личный состав полка стремительно убывает. Временами он спрашивал, оглядываясь:
– Солдат с веснушками на носу куда пропал? Светлоглазый такой… И кудрявого парня я что-то не вижу…
Кто-нибудь из солдат мрачно произносил:
– Убили его. А дружка утром в санбат отправили. Не знай, выживет ли…
Получив раза два такие ответы Абрам спрашивать перестал. Раздавал еду и возвращался к кухне. Анюткин каждый раз радостно констатировал:
– Целый явился! Слава Богу!
И снова командовал:
– Давай, пока стоим, тащи воду. Надо успеть кашу сварить к вечеру. Я пока лошадей напою…
Повар и помощник заметно сдружились. Хоть Евсей и ворчал на Абрама, но без злобы. Часто готовить приходилось прямо на ходу, едва поступал приказ об отходе. Два больших котла с топками перевозились парами лошадей. Впереди такая же пара, управляемая поваром, тащила телегу с припасами. Кони, привыкшие тащиться медленно и друг за другом, двигались по проселочным и лесным дорогам. Абрам, заметив подходящий сучок или обрубок на обочине, соскакивал с облучка. Отбегал в сторону, чтоб забрать деревяшку. Лошади продолжали шагать по дороге. Гольдберг догонял маленький обоз, кидал в топки дрова и котлы продолжали кипеть.
Анюткин на его прыжки оборачивался и добродушно усмехался:
– Экой ты неугомонный, Абрам! Вот доберемся до места нового и успеем сварить жратву. Чего ты колготишься?
Гольдберг возражал, с трудом забираясь на облучок:
– Пока мы доберемся, котлы погаснут и варево кипеть перестанет. А это считай, что по новой… Мне же не трудно наклониться да подобрать лесину. Зато наши вовремя еду получат…
Дважды на территории расположения кухни побывал капитан Уржумцев. Прямо при Гольдберге спросил повара:
– Как новый помощник? Справляется?
На что Евсей ответил:
– Справляется, товарищ капитан. Ни от какой работы не отказывается. Работящий парень, хоть и студент. Старается… – Сразу добавил, заметив заинтересованность на лице Абрама: – Ну, конешно, временами что-то и не получается. Так я объясню и он понимает. По вечерам все с винтовкой разбирается. Бумагу откуда-то об ее устройстве достал…
Уржумцев обернулся к Абраму, внимательно взглянув на него:
– Вот и пригодился ты, как говорил старшина Квасько. Служи, парень при кухне. Сытый солдат и воюет лучше…
Йохим Кацман вжался в землю, едва начали бомбить и не выглядывал, что-то шепча посеревшими губами. Даже когда обстрел прекратился, он не выглянул из окопчика. Его товарищи отстреливались от немцев, а он вжимался в землю все сильнее. Потом странная мысль пришла ему в голову. Он отшвырнул от себя винтовку и осторожно огляделся по сторонам. Вытащил из кармана солдатскую книжку и старательно закопал ее в землю, утрамбовав ладошкой.
Снова огляделся. Неподалеку лежал убитый солдат. Кацман, сжав страх в кулак, начал медленно, ползком подбираться к убитому, замирая при каждом раздававшемся поблизости выстреле. С ужасом увидел залитое кровью лицо. Узнал сержанта Пилипенко. Трясущимися руками сунул руку в карман гимнастерки и вытащил солдатскую книжку. Открыл и прочел: