Звезда Егорова
Шрифт:
Егоров поднялся со стула.
— Господин подполковник! Мы со вниманием выслушали вас и доложим своему командованию ваше требование не начинать сейчас крупных боевых действий. Но позвольте высказать и наше мнение. Нам кажется, нынешнее состояние некоего покоя в стране недолговечно, и первое доказательство этому — чрезвычайное положение. Если бы даже десантных групп не было здесь, чрезвычайное положение все равно было бы объявлено, потому что Советская Армия вышла к границам Словакии, и территория вашей страны вот-вот может стать полем битвы. Ведь Германия не очень верит в то, что словацкое войско
Гама и Здена нехотя кивнули головами в знак согласия.
— Теперь о «восторженных людях», собравшихся в горах. Существование партизанских отрядов — реальность. И не сегодня они возникли. Давно. Вокруг нас они группируются только, как пчелы вокруг матки. Это словацкие отряды, а не русские, господин Гама. Мы знаем, что военная организация Словацкого национального совета делает ставку в будущем восстании на словацкое войско. Ну что же, вы лучше знаете свой народ и свою армию, и вам виднее. Но и партизанские отряды немалая сила, поверьте нам и помогите их вооружить. Это надо делать сейчас, а не тогда, когда нужно будет идти в атаку.
— Мы не располагаем оружием для обеспечения партизан, — возразил Гама. — Восстание потребует мобилизации резервистов, и оружия может не хватить для них. А точка зрения военного руководства Национального совета неизменна: только регулярная армия способна сопротивляться и одерживать победы.
— Да я со своими партизанами весь Турец удержу, если даже на меня две немецкие дивизии попрут! — задорно воскликнул Петр Величко.
Гама иронически хмыкнул, но ничего не сказал.
…Только после настойчивых требований партизан, даже угроз, что они с помощью антифашистов в армии заберут оружие с военных складов, Гама согласился выдать оружие, но со складов Восточнословацкого корпуса генерала Малара.
Откуда было знать партизанам, что корпус не подчинен подполковнику Гаме и его обещание — пустой звук…
Через день после этого важного разговора на Прашиву пришел Ян Смида и сообщил, что окружной подпольный комитет Компартии Словакии приглашает Егорова на встречу.
Ян предупредил, что в связи с объявленным чрезвычайным положением на станциях усилены патрули, строже проверяют документы и задерживают людей, кажущихся подозрительными.
— Нельзя ставить вас под удар, товарищ Егоров. — Смида прижал руки к груди. — О рослом офицере в русской военной форме уже говорит вся округа. На каждого высокого мужчину косятся. — Ян засмеялся. — Но, кроме шуток, вам надо переодеться в цивильное.
— Я бы со всей охотой, да где я в отряде возьму цивильное, если все меньше меня ростом? — заметил Алексей. — Нельзя ли по дороге где-нибудь одежду приобрести?
Ян задумался.
— Давайте сделаем так. Я сейчас уйду на станцию Горна. Там в корчме у меня верные люди. Все равно в военном мундире вам появляться ни в Подбрезовой, ни в Брезно нельзя. Будете садиться на поезд в Горне. А заночуете в корчме. Одежду для вас приготовят, а вот за обувь, — Ян посмотрел на ноги Алексея, — не ручаюсь. Ждать я вас не буду, уеду вечерним поездом. Встретимся на перроне в Бистрице.
Не задерживаясь, Смида ушел из отряда. Егоров вышел со своими спутниками через час, рассчитывая добраться до Горны уже в темноте, чтобы не привлекать
Когда десантники добрались до станционного поселка, уже стемнело. Улицы были безлюдны. В редких окнах тускло светились маленькие электрические лампочки — экономили электрическую энергию. Только один дом был освещен ярче — корчма, где коротают время путейские рабочие и лесорубы. И хоть это самое людное место в поселке, оно же и самое безопасное: тут никому ни до кого нет дела. Даже если в стране чрезвычайное положение.
Хозяин корчмы, человек лет пятидесяти, широкоплечий, с круглым небритым лицом, заметив незнакомцев, вышел из-за стойки и, поздоровавшись, провел гостей в отдельную комнату за буфетом.
— Будьте как дома, Ян говорил о вас, — плотно притворив дверь, заговорил хозяин. — Здесь вы в безопасности. Сейчас жена вас накормит.
Извинившись, он ушел в корчму.
В маленькой комнатке было чисто и прохладно. Из мебели — стол, вокруг которого расставлены шесть массивных дубовых стульев с низенькими спинками, у стены диван, тоже деревянный. Пока гости осматривались, в комнату вошла хозяйка, немолодая женщина с крупными руками, которые знали, наверное, самую разную работу. Поклонившись всем сразу, она молча расставила на столе приборы. Потом также молча принесла ужин, а после ужина пиво в глиняных кружках.
Когда уже все вышли из-за стола, хозяйка принесла гражданский костюм большого размера и полуботинки с квадратными носами.
— Это вам, переодевайтесь, — показала она Егорову на костюм и снова исчезла за дверью. Когда тот переоделся, она снова вошла, чтобы прибрать со стола и унести военный костюм Егорова.
— Что это? — Женщина наклонилась, поднимая с полу фотокарточку. — Ваша?
— Моя. Выпала из кармана, когда переодевался, — объяснил Алексей. — Жена и дети.
— Ёй, вы оставили деток и пришли сюда на явную смерть?
— Ну, уж так и на явную, — улыбнулся Алексей. — Мы пришли ради наших и ваших детей. У вас есть дети?
Женщина помрачнела.
— Сын. В солдатах. И невестка с внучкой.
Рано утром партизаны попрощались с гостеприимными хозяевами и поспешили на станцию. В гражданской одежде Егоров и на самом деле не выделялся среди местного населения, был похож на учителя. Вот только ботинки оказались тесны, пришлось от них отказаться. Алексей обул свои десантные сапоги на могучих заклепках, заправил в них брюки и решил ехать так.
До прибытия поезда оставалось минут двадцать. Купили билеты и вышли на перрон. Народу здесь было немного.
— Посмотри, Иван, туда. — Незаметным кивком головы Алексей показал Волошину на четырех гардистов, шагавших с дальнего конца перрона прямо к ним.
— Надо ко всему быть готовыми, — предостерег Волошин и стал рассказывать по-словацки разные небылицы.
Гардисты прошли мимо, даже не взглянув на партизан. Егоров успокоился.
Вот из вокзала вышел железнодорожник с маленьким сундучком, в каких носят машинисты свой обед. Он огляделся, увидел партизан и уверенно направился к ним. Поздоровавшись, как со старыми знакомыми, перекинулся с Волошиным несколькими словами и пошел вдоль перрона.