Звезда Егорова
Шрифт:
Эти слова признательности вызвали оживление у присутствующих.
— Нас было двадцать два человека. За две недели в отряд пришло без малого две тысячи человек. Это уже не «русские парашютисты», как писал на днях «Словак». Это словацкий народ, решивший бороться с фашизмом. Ему нужно оружие немедленно, иначе будет поздно. Даже с винтовкой не умеющий стрелять будет безоружным. Некоторое количество оружия нам сбрасывают с самолетов. Но надо больше. Два дня тому назад по поручению Словацкого национального совета с некоторыми из нас, партизанских командиров, беседовал представитель военного руководства совета некий подполковник Гама. С ним был еще капитан,
Подпольщики переглянулись. Тонгайзер еле заметно кивнул головой Мейлингу.
— Гама, товарищ Егоров, это командующий силами Сопротивления подполковник Ян Голиан, а Здена — агент лондонского правительства Ярослав Краткий.
— Вот как? — удивился Алексей. — Нам показалось, что старшим в беседе был, хотя и молчал, капитан, прятавшийся за спиной подполковника. Но дело не в этом. Я никак не могу отделаться от мысли, что партизанские силы этим господам, говоря по-русски, поперек горла. Сперва мы выслушали категорический отказ Гамы, или Голиана, снабжать партизан оружием и боеприпасами из армейских запасов, о чем — мы знаем — есть прямое решение Словацкого национального совета. Лишь после длительного и настойчивого нажима он согласился выдать оружие со складов Восточнословацкого корпуса.
— Простите, судруг Егоров, — перебил его Тонгайзер и обратился к военному, сидящему за столом: — Павол, Доктор настоятельно просил напомнить Голиану, что вопрос вооружения партизан мы ставим как принципиальный вопрос доверия к военному руководству Словацкого национального совета, к его планам и замыслам. Если он не вооружит партизан законным путем, заберем оружие хитростью, силой — как угодно!
— Спасибо, товарищи. — Алексей был взволнован. — Тогда у меня к вам еще одна просьба. Нам могут увеличить доставку оружия самолетами, особенно тяжелого оружия. Но для этого нужен аэродром, и как можно скорее.
— Недалеко отсюда, под Зволеном, есть аэродром «Три Дуба». — Из-за стола поднялся немолодой офицер, Павол Мейлинг, брат Яна. — Аэродром хорошо охраняется, но, думаю, следует включить в план восстания захват его.
…Далеко за полночь затянулась беседа. Расходились поодиночке.
Егоров с товарищами остался ночевать в особняке.
— Вишневский, — представился гостям хозяин дома, мужчина лет шестидесяти. — Не откажите вместе отужинать, хотя уже не вечер, а ночь.
С подчеркнутой почтительностью он склонил голову с редкими седыми волосами. Говорил Вишневский на хорошем русском языке.
— Спасибо за гостеприимство. — Алексей вопросительно взглянул на своих друзей. — Наверное, не откажемся. С утра маковой росинки во рту не было.
— Мне так приятно слышать родную речь. Я рад необычным гостям, — с улыбкой произнес хозяин. Он позвонил, вошла прислуга и стала сервировать стол.
Пока накрывался стол, господин Вишневский пригласил гостей к маленькому бару в углу столовой.
— Аперитив? Прошу.
Гости не знали, что такое аперитив, но выпить не отказались. А Вишневский взял со столика бутылку с необычной синей этикеткой.
— Не угодно ли вот это? Сливовая водка по собственному рецепту. Так, забава, старческое увлечение.
Алексей взял в руки бутылку и стал разглядывать этикетку.
— «Волга-Волга»! Одно название чего стоит.
— Я ведь жил там, на Волге. Разумеется, до революции. — Хозяин вздохнул и покачал головой. — В двадцатом лихая судьба выкинула из России.
Он тяжело опустился на стул.
— Офицер? — спросил Мыльников.
— Нет, инженер. Был
— А значит, все же виноваты, если о прощении говорите?
— Виноват в том, что не поверил, что заблуждался.
— Понимаю, — сочувственно произнес Егоров и после небольшой паузы добавил: — Думаю, что у вас будет еще возможность увидеть Волгу. Разобьем врага, и мы, русские и словаки, заживем в дружбе и согласии. Главное, сейчас верой и правдой служить своему народу.
— А я и служу, — отозвался хозяин. — В моем доме, как вы имели возможность сегодня убедиться, находят пристанище те, кому ненавистен фашистский режим этого святоши Тисо.
Старик разволновался. На его поблекшем лице появился робкий страдальческий румянец.
— Я, конечно, не Батя [5] и не могу тягаться с ним. Говорят, он отвалил прямо через Словацкий банк пять миллионов крон на деятельность движения Сопротивления. Правда, отвалил он их эмиссарам лондонского правительства, а не моим сегодняшним гостям. — Господни Вишневский засмеялся. Потом серьезно, даже торжественно произнес: — Если надо будет, всем моим достоянием, всем необходимым помогу, чтобы только завоевать свободу народу, приютившему меня, и право на исходе лет моих, после победы, взглянуть на родные места, на Волгу.
5
Известный чехословацкий обувной король.
— Спасибо, — поблагодарил Егоров и добавил торжественно: — Будем иметь в виду вашу готовность принять участие в освободительной борьбе против фашизма. Ведь нам для победы нужно будет не только оружие, но и продовольствие, одежда, обувь.
— Можете на меня рассчитывать. Ни в чем не откажу, — заверил хозяин. — Вот вам моя визитная карточка. Если понадобится, подателю ее она может служить паролем. — Он протянул Егорову кусочек белого глянцевого картона. Потом взял в руки бутылку, быстро наполнил сливовицей крохотные рюмочки и, обведя взглядом гостей, торжественно произнес: — Давайте же, друзья, выпьем за Россию, за Волгу-матушку!
— За победу над фашизмом, за Отечество! — в тон ему добавил Егоров.
С ПАРТИЗАНСКИМ ВИЗИТОМ
Наутро, прощаясь, Егоров рассказал Вишневскому, как они добирались до Банска-Бистрицы и уходили от преследования настойчивого агента.
— Вы зря поехали поездом. Сейчас по железной дороге сложнее ехать, чем по любому шоссе. За железные дороги тисовцы отвечают перед немцами, а шоссе пока свободны от опеки жандармов и гардистов. — Вишневский задумался, потом предложил: — Знаете что, Алексей Семенович, берите мой автомобиль. Считайте, что это мой первый вклад в борьбу с фашизмом.