Звезда эстрады
Шрифт:
Лёка снова упорно с любопытством заглядывает матери в лицо, пробуя высмотреть что-нибудь интересное и новенькое. И разочарованно вздыхает — не удалось...
— Я устала... — ноет Лёка с энергией, удвоенной отчаянием от собственного безобразия.
— Леокадия, прекрати! — сухо отзывается мать. — Надоела! Не так уж сегодня и жарко. Сейчас дойдем до кафе, там поедим и попьем. Уже скоро.
Мамино «скоро» растягивается на множество мужских взглядов. Лёка даже пробует их считать, но быстро сбивается.
Зато настоящее счастье подарила ее первая большая кукла.
Мать, присев на корточки, вела большую круглоглазую красотку по полу навстречу Лёке. И Лёка обомлела, растерялась, застыла в смятении... Эта кукла для нее?! Она оказалась размером почти с саму Лёку, тогда очень маленькую и щупленькую.
— Ну, что же ты? — улыбалась довольная мать. — Это тебе! Бери ее за руку!
Лёка неуверенно приблизилась и взяла куклу за другую ладошку. И дальше они повели с матерью куклу вместе...
Куда потом деваются детские игрушки? Родные и близкие сердцу мишки, зайцы, собачки? Кому они достаются? Помойке или чьим-то другим детским сердцам, уже как секонд-хенд? Где теперь Лёкина любимая круглоглазая кукла Танечка и все другие, любимые не меньше, но просто несравнимые с Танечкой по красоте? Где милый добрый клоун с заплатками на разноцветном комбинезончике? И пластмассовый крокодил, которого Лёка усердно мазала зеленкой за компанию с собой, когда болела ветрянкой? Где они все, драгоценные и ненаглядные?..
Лёка росла и оставляла в прошлом за собой ненужные, как ей казалось, вещи и понятия. Позже выяснилось, что в жизни ничего ненужного просто не бывает.
Вот фургон бродячего цирка с надписью: «Медвежье ревю».
— А что это значит? — спрашивает Лёка мать.
— Представление, где выступают медведи.
— А бывает люжье ревю? — интересуется Лёка.
— Какое? — сначала не понимает мать, а потом догадывается: — Ты хочешь сказать, человеческое? Да, конечно! Только тогда это называется просто «ревю».
А вот они с матерью едут, уже на следующее лето, в Таллин, и Лёка всю дорогу в поезде поет:
— Мустамяу, Кингисеппа!.. Мустамяу, Кингисеппа!..
Имея в виду Мустамяэ и Кингисепп.
— Леокадия, ты надоела! — строго говорит мать.
Лёка притихает на время, но через полчаса принимается за свое. Поскольку мать увлеклась разговором с каким-то высоким дядей, и теперь — это Лёка хорошо знает по собственному опыту — не станет отрываться на всякие пустяки. Хотя многочисленные мамины дяди ей давно надоели, стали раздражать и казались очень подозрительными. С возрастом она старалась о них не думать и не вспоминать...
Она подхватывала и повторяла почти каждое необычное
— Дети — народ неблагодарный! — говорит мама незнакомому дяде в поезде и смотрит на Лёку. — У них словно нет времени и желания вспомнить все радости вчерашнего дня. Им дорого лишь то, что нравится сегодня.
— Ну, правильно, — улыбается дядя. — Мы все живем сегодняшним днем.
И Лёка задумывается, почему мама так сказала, почему так посмотрела на нее и что вообще все это значит... Но придумать ничего не может.
Она родилась светловолосой, потом порыжела, а родители — жгучие брюнеты. И на улицах маленького родного городка любопытные женщины нередко спрашивали:
— А вы, поди, девочку-то удочерили? Ишь, как не похожа...
Мать злилась, выходила из себя и, наконец, бросила объяснять генетически необразованным горожанам, что Лёка — вылитая тетка, то бишь копия родной сестры матери.
Но Лёке всегда хотелось быть похожей именно на мать. Почему судьба обошлась с ней так жестоко? Тетка была худой, рыжей, а по весне разрисовывалась пятнышками разновеликих веснушек, которые к зиме исчезали. Но ее не угнетали ни веснушки, ни худоба, ни бросающийся в глаза цвет волос. Тетка была веселая и живая. Но эти качества Лёка не замечала долго и печалилась, что ее угораздило уродиться такой, как тетя Соня.
Очевидно, именно из-за своей страхолюдности Лёка чересчур часто раздражала мать и все делала невпопад.
Вот, например, мать с выражением и удовольствием читает Лёке сказку про Белоснежку и семь гномов. Мать в молодости мечтала стать актрисой, хорошо читала стихи и гордилась своей артистической склонностью, хотя часто вслух скорбела о том, что артисткой так и не стала.
— Я слишком рано вышла замуж и родила, — печально объясняла свою несостоявшуюся артистическую карьеру мать и выразительно посматривала на Лёку.
И та вновь чувствовала себя виноватой. В чем?..
Услышав, что один из гномиков в сказке про Белоснежку чихал, когда нюхал цветы, Лёка тотчас поинтересовалась:
— У него была аллергия? А супрастин не помогал?
Мать почему-то окрысилась и заявила, что ничего больше читать не будет. Лёка расстроилась.
И читать мать ей действительно перестала, но уже после двух других случаев.
Сначала Лёка заявила, что Илья Муромец — это Дикуль того времени. Тридцать три года лежал, прикованный к постели. И сам встал. Пусть даже по легенде пришли старцы и дали ему питье. Все равно встал-то он сам! Так что, вероятно, нашел способ (или те же старцы подсказали), как себя разработать и поднять. И тоже стал силачом из силачей! Так что Илья Муромец — это предшественник Дикуля по всей судьбе.