Звезда Гаада
Шрифт:
И два чернокрылых хранителя застыли передо мной, собирая силы для последней атаки.
Но ещё до взрыва разрушающей силы, до того, как Старейшина чернокрылых собрал свою мощь и вложил её в единственный смертоносный удар, я успела переместиться и встать между ними. В результате оба оглушающих болезненных удара Тьмой попали по мне. Удар Кайера в сердце. Удар Гаад в спину. Боль нахлынула, заглушая вырвавшийся у меня крик.
Зелёный огонь вокруг нас…
Растерянные глаза Кайера, уплывающие вверх…
Комната родителей и фотографии на стенах, заклеенных
Приближающийся горный склон, покрытый коркой иней…
Красивые узоры инея…
Ледяная шаль подо мной…
И тишина…
Страшная тишина…
Чей-то отчаянный вопль разорвал ледяную тишину. Чьё-то расплывающееся лицо надо мной. Огромные изумрудные крылья, закрывшие нас от низкого неба…
Мир утонул в темноте.
Как спокойно. Наконец-то стало так спокойно и хорошо.
Темнота…
Я погружаюсь во мрак…
Тишина…
Я тону в бездонном колодце, в какой-то вонючей, вязкой, липкой, ледяной жиже. Завязла, погрузилась в эту дрянь с головой. В рот, раскрытый для того, чтобы глотнуть воздуха, проникла окружившая меня дрянь. Захлебнулась ею, забарахталась ещё яростней, чем прежде. И быстрее, чем раньше, стала погружаться вниз…
Часть 3.8
Камилл ходил по краю скалы, у пропасти, столь же безмятежно и увлечённо, как дети в моём мире ходят по поребрику. Испугалась, что окликну — и он потеряет равновесие, сорвётся вниз. Потому бросилась к нему, вцепилась в его руку, дёрнула изо всех сил на себя. И больно приложилась об скалу. Как и хранитель.
— Ты что делаешь?! — сердито проорала ему в лицо.
— Гуляю, — отозвался он не менее сердито, — В моём положении только это развлеченье может ненадолго вырвать меня из плена тоскливых мыслей. А сорвался бы — и ладно. Я уже устал от жизни.
Возмутилась:
— Думаешь, мне приятно смотреть, как ты падаешь?
— А тебя волнует жизнь такого никчёмного человека как я?
Мы сели, сверля друг друга взглядами.
— Что там у тебя опять случилось? — угрюмо осведомился мужчина, — Кажется ты и сама между жизнью и смертью.
— Да вот, полезла между двумя большими ударами Тьмой.
Он проворчал:
— А на вид — не дурочка.
— Сам-то что делаешь?!
— Что я делаю? — потерянный взгляд, — Меня в этом мире ничего не держит: с Эррией быть не могу, к тебе приблизиться даже не рискну.
Удивлённо моргаю:
— Я такая страшная?
Он фыркнул, потом серьёзно объяснил:
— Если подойду к тебе — ты сама от меня сбежишь. Особенно, если объясню, что являюсь тем самым Камиллом, старым, влюблённым в тебя дурнем.
Хмурюсь и недовольно произношу:
— Мне и без того гадостно, а ты пристаёшь со своими бесконечными загадками! Нет, чтоб прямо сказать, что ты из себя представляешь, где мы с тобой уже встречались и о чём именно говорили!
— Боюсь, от моего признания тебе станет ещё хуже, — мужчина отвернулся и слишком серьёзно посмотрел на обрыв.
Придвинулась к нему, сжала его ладонь в своих:
— Ты совсем не страшный, правда! Живи, Камилл! Может, ты встретишь другую Эррию!
— Мне нужна только она. Но её нет — и только ты способна удержать меня в этом мире, — мужчина всё ещё любовался пропастью, — Но я не осмелюсь назвать себя. Если ты позволишь мне тайно следить за тобой, тогда я вернусь и больше никогда по своей воле не приду на последнюю равнину: так у меня на родине зовут грань между жизнью и смертью, — он высвободил свою руку, — Впрочем, теперь моя родина в другом месте.
Жаль его, одинокого и несчастного. Хочется ему подарить хотя бы каплю тепла, чтоб ему не было так холодно!
Красные светящиеся искры появились у меня на ладони, я протянула их ему. Помедлив, хранитель взял подарок…
Красная искра, с трудом сдерживающая наползающий мрак, вспыхнула, засветилась ярче. Свет её заполнил темноту и пустоту, согрел их. Брызнул из моей души, затопляя замершее пространство. И схлестнулся с бушующей вокруг Тьмой…
Глотнула живительный воздух. И ко мне вернулась способность видеть.
Я лежала на горе, окружённая столбом красного света, одним концом уходившего в небо, а другим — вливавшегося в землю. И на душе было спокойно и хорошо, только тело жутко устало.
С трудом села. Обнаружила, что сижу на той самой каменной плите из белого и чёрного камня с вкраплениями красного, которые сама и сделала, когда меня вымотал Гаад. Растерянный Старейшина стоял слева от меня, в паре шагов, а Кайер сидел поодаль, справа. Вид у белокрылого был какой-то странный, а взгляд — отсутствующий.
— Не пробудись в тебе Третья сила — и тебя бы попросту размазало по горе, — мрачно объяснил чернокрылый.
— Значит, повезло, — улыбаюсь.
Он устало вздохнул и уточнил:
— Ты всё ещё намерена скреплять наш уговор? Или отложим это? А то белый змей скоро оправится от потрясения и не даст нам совершить задуманное.
Раз уж добралась до этого места и даже выжила, вмешавшись в чужую схватку, то отступать глупо.
Хотела встать, но ослабшие ноги даже не желали меня слушаться. Старейшина подошёл, подхватил меня под руки и рывком поднял, приобнял за плечи левой рукой, удерживая в стоячем положении. Устало спросил:
— Так что: назад или вперёд?
Проворчала:
— Я не отдам тебе Тайаелла!
— Что ж, придётся мне пару недель потерпеть, — Гаад уныло вздохнул, затем продолжил уже бодро и весело: — Зато я за это время столько пыток для него успею придумать!
Мрачно взглянула на негодяя.
А Гаад невозмутимо начал:
— О, Небо, выслушай меня и хранительницу, которую люди зовут Карией! Мы просим тебя проследить за нашим уговором и наказать того, кто его нарушит! Так, Кария?
Я подавленно молчала. Желание убежать сцепилось во мне с намерением победить этого чернокрылого. Доказать ему, что зря он не верит в мои силы. Спасти бы друга.