Звезда Гаада
Шрифт:
Гаад сидел. Кровь на старых ранах уже спеклась. А из новых трещин сочилась.
Вдруг тень снова заслонила его от солнца. Устало сдвинул взгляд. Чёрные крылья вновь заслонили его от солнца.
Белик присел перед ним, серьёзно смотря на него светлыми глазами.
«Снова эта зараза!» — устало подумал измученный хранитель.
Но Белик не сдвинулся. Он сидел и смотрел на него, серьёзно. Подозрительно спокойно сидел. Как-то даже без эмоций, хотя ругался только что. Или ругался уже давно? Но, впрочем, это неважно.
— Миру нужен каждый
Гаад хотел повторить, что миру явно не нужен хранитель, из-за чьих дурных слов больше ни один Посланник не придёт, из-за которого Небеса разгневались на всех. Но он уже так устал и от этого назойливого поганца, и от ран. И от ужасно жаркого солнца. А тело всё ещё было живо. Тело почему-то живучая скотина. Оно и жрать хочет, как бы ни мучилась душа, и засыпает спокойно раз в сутки или в несколько, как ни держись.
— В этой жизни всё сколько-то ошибаются, — вдруг тихо добавил Белик.
Гаад устало поднял взгляд на него. Такая серьёзность и спокойствие его другу были несвойственны.
А тот, грустно улыбнувшись, непривычно серьёзной и мудрой улыбкой, прибавил:
— Даже небеса, которые далеко от земли и человеческой суеты, порою покрываются пятнами-облаками.
Наконец-то на лице сидящего новая эмоция появилась. Растерянность.
— А ты… ты как будто мысли мои прочитал? — недоумённо выдохнул он.
Белик улыбнулся как-то странно. Поднялся, продолжая заслонять его крыльями от солнца, руку ему протянул. Повторил:
— Пойдём, Гаад. Миру нужен каждый из хранителей. Особенно, сейчас.
Но тот не сдвинулся. Тот предпочёл бы здесь погибнуть. Муки совести стали невыносимыми, ярче и жарче этого солнца над пустыней.
— Упрямый, — сердито выдохнул Белик, — Неужели, не понимаешь, как важен сейчас каждый белый и чёрный хранитель?!
Но матами родной страны не разразился. Просто поднялся и ушёл, уважая чужую волю. Ушёл со спокойным лицом.
Гаад сидел. Солнце жарило, сжигая его потрескавшееся, покрывшееся волдырями лицо, кисти рук, не скрытые одеждой. Рубашка прогрелась так, словно раскалённая броня. Словно сидел на сковороде. И мир даже стал мутнеть. Тело изнемогало.
«Вроде недолго осталось»
Но жестокая судьба и здесь не дала покоя.
Перед ним появился Белик. Злой. Вспотевший. Пропахший потом. И на сей раз хватка его, когда он вцепился в плечи Гаада, была очень жёсткой, а упрямца, как назло, уже не осталось сил, чтобы сопротивляться.
— Отстань! — с мольбой, отчаянно взмолился Гаад, — Хватит ко мне цепляться! Ты уже два раза за мной приходил! Говорю, же, что не хочу!
Рыжеволосый парень остановился. Поток матюгов иссяк. Белик моргнул недоумённо. Пробурчал:
— Я всего только раз приходил! А тебе уже голову напекло вот и мерещится.
Его друг хотел что-то сказать, но всё поплыло. Мухи заплясали перед глазами. И в руках Белика обмякло обожжённое обессилевшее безжизненное тело. Но, впрочем, таким тащить его обратно на Чёрную землю было сподручнее. Так что ругаться рыжеволосый хранитель перестал.
Часть 2.6
А солнце над Чёрной землёй припекало спокойно. Так, немножко поджаривало края сапог, торчавших из тени дерева. Но Отрад, впрочем, дрых и так. Вполне себе хорошо дрых.
Неделя у мужчины выдалась препоганая. Столько раз все чернокрылые мотались на северный континент, столько сил душевных вложили в это проклятое пространство. Но ничего как будто вообще не сдвинулось. Природа буйно сопротивлялась, люди подыхали от засухи или драк между собой. Хранители трудились как проклятые. Как рабы на строительстве. Все устали, все измучились. Ещё и приходилось частенько работать с белокрылыми плечом к плечу. Так вроде быстрее выходило. Но Равновесие всё равно не задерживалось. Эх, столько трудились и всё без толку! И столько ещё поганых мест оставалось в мире! Они не кончались.
Ещё и хранители между собой поссорились на днях. Всплыло, что это Гаад нахамил тайком Стражу Небес, требовал у Небес, чтоб больше Посланников не приходило, а то они все дурные. Да ещё время выбрал, проклятый, когда позарез нужна была сила Посланника. Когда одного некстати уже убили. Но Старейшина-то убитый уже всё, отплатился за сумасшествие своё, а вот Гаад жил и молчал. Но оно всплыло, рассказали насмешники-белокрылые, из которых кто-то видел его на Горе справедливости во время того жуткого разговора. Гаада восемь своих же кинулись бить. Может, забили бы, не вступись другие. Мол, во-первых, это же чернокрылый, во-вторых, сейчас каждый хранитель дороже золота, а в-третьих, слова белых змеев — не аргумент, не хрен им верить. Мало ли что они говорят? Переругались, всплыли, обложили друг друга матами разных материков и народов, разных эпох, припомнили, кто кого где чем достал. И сил уйму извели впустую. Теперь сколько-то дней крыситься будут друг на друга. И на Гаада. Мало ли? Ну, вдруг это и вправду был он?..
Вчера за полночь Отрад мрачно бросил, что так дальше дело не пойдёт. Что ему плевать на этот мир, на это поганое состязание-испытание, что товарищи самовольно устроили. Мол, самый трудолюбивый и станет новым Старейшиной. Мол, надо же выбрать самого достойного. Серьёзного, трудолюбивого. И вообще, мир гибнет, некогда тут прохлаждаться.
«Да пропади он пропадом, этот ваш мир!» — мрачно подумал измученный хранитель.
— Мы все трудимся, — проворчал Сэнтриэр, в тот день ходивший в паре с ним.
— А! — отмахнулся Отрад, вставая с колен, — От живого меня толку больше будет.
— Тебя Старейшиной не выберут, — пригрозил напарник.
— И хрен с вами! — нахмурился строптивец, — Иди, доноси на меня! Ещё немного пахать в том же темпе — и я сам загнусь прежде мира.
Напарник прошипел какое-то ругательство на родном языке. Впрочем, тихо, пытался поскорее успокоиться, чтобы самому Равновесие сохранять: так влиять на пространство ослабшее проще.
— Не буду я Старейшиной! — Отрад проворчал, — Да больно надо! Возни столько!