Звезда и старуха
Шрифт:
Тот притворился обиженным – можно себе позволить в приятной дружеской компании. Стал настаивать, что звукорежиссер – это мастер, художник, а оператор – так, технический персонал. Одетт возразила, что в таком случае профсоюз его не поддержит, а элита не примет. Цеховая перепалка вздорной пары развеселила остальных, все набросились на новоявленного звукомастера, он запальчиво огрызался, шутки-колкости посыпались со всех сторон, хохот не смолкал, Одетт заиграла песенку с берегов Марны, гений звука, враг технарей, ловко орудовал за микшерным пультом, и вдруг из-под пальцев звезды полилась настоящая музыка. Не заезженный мотивчик – россыпь драгоценностей, живая радость.
– Жарь, оператор,
Одетт перебирала пальцами с немыслимой быстротой, музыка била фонтаном во все стороны, затопила весь зал, они едва не захлебнулись, десять тонн децибелов обрушилось на них! Не звезда, а комета неслась в космическом пространстве, сжигая все на своем пути, одолевая пропасти мигом, как минует в полете овраги карета в мультфильме.
Легкая, летучая, огневая музыка.
– Легкая и пустая, – ехидно прошипел администратор.
– Неправда, легкая и живая, – запальчиво возразил постановщик, опьянев от музыки.
– Ты что, забыл, как эта старушенция едва-едва на кнопки жала и все путала?
– Заткнись! Взгляни на Одетт: мчится, будто лучшая скаковая лошадь – глаза косят, пена на губах… Так, Одетт, так, покажи им!
Постановщик не на шутку разгорячился.
Администратор съязвил, что он носится со своей Одетт, как Леон Зитрон [66] со всяким старьем…
– Не нравится Зитрон? Ладно! Тогда ты похож на Мишеля Денизо [67] с его ток-шоу на «Canal+»…
66
Леон Зитрон (1914–1995) – французский актер, русский эмигрант.
67
Мишель Денизо (1945) – французский журналист, продюсер.
Администратор, не таясь, изрядно отхлебнул текилы и предложил приложиться к фляге и постановщику.
– Неужто не хочешь?
Нет, постановщик и без текилы пьян, звезда вскружила ему голову.
Присмотритесь повнимательнее: скептик-администратор помимо воли тоже пустился в пляс, все его тело закачалось в такт музыке, когда он поплелся к своему любимому заднему ряду с веселящей флягой в руке.
Но веселье Одетт, когда та разойдется, куда заразительнее, уж поверьте!
Казалось, их возвышенное счастье длилось вечно, и все-таки интересно: сколько времени прошло на самом-то деле? На этот вопрос нам поможет ответить почтальон. Пока шла репетиция, несчастный долго топтался у служебного входа, звонил раз десять, но никто не отзывался. Глухо. Одетт сумела зачаровать даже консьержа.
– Во дает старушка, во дает, – бормотал он, застыв перед монитором системы видеонаблюдения.
Одетт умудрилась погрузить его в транс при помощи цифровой аппаратуры. Напрасно бедный почтальон стучал, звонил, размахивал руками за стеклянной дверью – привратник не слышал и не видел ничего, кроме сияющей играющей звезды.
Почтарь понял, что все усилия тщетны, и не позволил вечному искусству нарушить строгий рабочий график. Решил пока что продолжить свой путь, а затем вернуться в Театр с проклятой кучей писем, с мертвым грузом рекламных проспектов и присланных бандеролью пьес, что ежедневно немилосердно оттягивали ему плечо. Сколько же времени ушло у него на все про все? Минут десять, не больше, ну максимум четверть часа.
Как видите, эта вечность была не слишком долгой.
Одетт объявила перерыв, все разбрелись, на мониторе больше не происходило ничего интересного, так что консьерж спустился с небес на землю и сразу открыл вернувшемуся почтальону.
– Вы там уснули, что ли?
Привратник указал на монитор:
– Нет, просто Одетт играла.
– Какая еще Одетт?
Да, с почтальоном сразу все стало ясно: желторотый и внештатный.
Для звезды преклонного возраста десять минут вечности весьма утомительны.
– Ох, не могу больше! Так устала, будто дала три концерта подряд.
Старушка, пошатываясь, проковыляла в гримерную, опираясь на руку волшебницы Даниэль.
– Если постановщик появится, пусть заходит, он мне не помешает.
Одетт поспешно закрыла за собой дверь, налила воды в стакан и положила туда вставную челюсть.
Старость – не радость: все болит, повсюду жмет.
«За музыкою только дело» [68] – не только за ней, конечно. Но когда она проникает в душу, то действительно становится путеводной звездой. Весь Театр поверил в будущий спектакль, даже администратор, скептик и брюзга. Воображение постановщика набирало обороты. Он долго сидел в засаде и все-таки подстерег и настиг великолепную добычу, Великую Одетт, хоть ее вечность продлилась не дольше десяти минут.
68
Цитата из стихотворения Поля Верлена «Поэтическое искусство» в переводе Б. Л. Пастернака.
Теперь постановщик не сомневался: нужно добиться, чтобы на сцене проявились обе ее ипостаси: бессмертная всесильная Одетт и Одетт устаревшая, уставшая. Пусть сценарий объединит мифическую божественность с человеческой бренностью, эпическое полотно с трогательной исповедью. Звезда и старуха – вот основа спектакля, причем одну нельзя отделить от другой.
Прошло еще десять минут, Одетт вышла к остальным в артистической. Все пили кофе и клевали всякие вкусности, заботливо заказанные доброй феей Даниэль. Одетт попросила стакан воды и принялась размачивать печенье. Временная челюсть превратилась в постоянную, и звезда по-прежнему ее надевала. Обещанные весной импланты старушке так и не сделали. Приходилось по-прежнему глотать неаппетитную бурду, где плавали тошнотворные частицы и крошки, – в такой мутной воде никто не стал бы ловить рыбу.
Постановщик рассказал о том, как, торопясь на первую репетицию, превысил скорость, попался полицейским на мотоциклах, смертельно боялся опоздать в Театр, в отчаянии произнес заклинание – имя «Одетт» – и сразу же услышал волшебное: «Проезжайте!» Стражи порядка отдали честь звезде и мгновенно его отпустили.
– Перед тобой даже Закон склоняется!
– Да, я такая, – лучезарно улыбнулась Одетт.
Каждый старался ей угодить, вся труппа ее обожала. Они были счастливы, «навеселе», пошутила Одетт.
– У вас тут не Театр, а рай земной!
Она в это верила, он в это верил, они в это верили, поверите и вы.
Артистам вера необходима как воздух.
Каким же должен быть настоящий постановщик? Верующим до глубины души? Наш именно такой, убежденный, верующий, пусть это ему зачтется. А может быть, наоборот – скептичным, критичным, здравомыслящим? Тогда наш никуда не годится, гоните его в шею – до того уверовал, что разум потерял, такой недостоин рейтинга «три А» [69] .
69
«Три А» – марка буровых алмазов высшего сорта; высокий рейтинг ценных бумаг.