Звезда козодоя

Кэндзи Миядзава

— От тварей, подобных этому Лису, одно зло. И слова правды не скажет, низкий, трусливый и завистливый тип. Просто дрянь!

Наконец, Вишня пришла в себя и сказала:

— Скоро ваш праздник.

Выражение Бога земли несколько смягчилось.

— Да уж. Сегодня третье мая, осталось шесть дней.

Некоторое время Бог земли размышлял, но вдруг вновь грозно рявкнул:

— Эти люди ведут себя просто возмутительно! Прошлый раз мне в мой праздник сделали всего лишь одно приношение! Кто на сей раз первым ступит на мою территорию, того затопчу! — И Бог земли вновь заскрежетал зубами.

Вишня намеренно сказала про праздник, чтобы успокоить его,

а вышло еще хуже. Не зная, что делать, она лишь шелестела листочками на ветру. А Бог земли, пылая в солнечном свете, ходил взад-вперед, скрестив руки на груди и скрежеща зубами. Казалось, чем больше он думает, тем больше гневается. Наконец, не в силах больше сдерживаться, он с яростными воплями, похожими на собачий лай, понесся в свою низину.

III

Место, где жил Бог земли, было размером с небольшой ипподром: прохладная влажная земля поросла мхом, люцерной и низеньким тростником, попадался там и будяк, и низкие, сильно скрученные ивы.

Из земли сочилась вода, там и сям на ее поверхности булькали ржаво-красные пятна — при одном взгляде на это место становилось жутко.

В центре на маленьком островке из бревен стояло святилище Бога земли высотой не больше одного кэна.

Вернувшись на свой островок, Бог земли долго-долго лежал у святилища, почесывая длинные худые ноги. Над его головой летала птица. Он встал и издал вопль. Птица от страха закачалась и чуть было не рухнула вниз, а затем, словно у нее свело судорогой крылья, стала спускаться все ниже и ниже, — пока не скрылась из виду.

Бог земли слегка усмехнулся и поднялся на ноги. Однако стоило ему посмотреть в сторону, где росла Вишня, как выражение его лица снова переменилось. Он застыл на месте, будто кол проглотил, а затем раздраженно принялся обеими руками расчесывать спутанные волосы.

В это время со стороны южной долины пришел дровосек. Он размашисто шагал по узкой дорожке, вероятно, направлялся на заработки в Мицуморияму. Судя по всему, он знал про Бога земли, потому что время от времени с тревогой поглядывал в сторону святилища. Однако самого Бога он видеть не мог.

Заметив его, Бог земли обрадовался, аж покраснел весь. Он протянул руки и левой рукой схватил себя за правое запястье. Дровосек, думая, что продолжает шагать по тропинке, стал сворачивать в низину. Потом испугался, побледнел и тяжело задышал открытым ртом. А Бог земли медленно повернул правый кулак. Тут дровосек пошел по кругу и чем дальше, тем шел быстрее. Он уже еле дышал, но всякий раз возвращался на то самое место, откуда только что ушел. Ему очень хотелось убежать поскорее из этого страшного места, но все было бесполезно — Бог земли кружил и кружил его. Наконец, дровосек с жалобным воем воздел кверху руки и бросился бежать. Бог земли был удовлетворен. Он лежал, наблюдая за своей жертвой и посмеиваясь под нос. Дровосек окончательно выбился из сил и, как подкошенный, рухнул в воду. Полежав некоторое время, он медленно попытался подняться — и тут его отбросило далеко в траву. Он снова упал, слабо пошевелился, что-то пробормотал — и лишился чувств. Бог земли громко рассмеялся. Его смех волной докатился до самого неба.

Голос Бога отразился от небес и спустился на землю рядом с Вишней. Вишня напугалась, и, пропуская солнечный свет сквозь листья, мелко-мелко задрожала.

Бог земли, обеими руками нетерпеливо почесывая голову, думал так. «Мне очень скверно, во-первых, из-за Лиса. И даже не столько из-за Лиса, сколько из-за Вишни. Из-за Лиса и из-за Вишни. Мне так тяжело

потому, потому что я стараюсь не сердиться на Вишню. Если бы мне не было дела до Вишни, то и подавно не было бы дела и до Лиса. Да, я грубый и вульгарный, но такова природа Бога. Как стыдно, как горько, что приходится постоянно оглядываться на этого Лиса. И все-таки я ничего не могу поделать с собой. Говорю себе: «Забудь о Вишне». Но не могу от нее отказаться. Сегодня утром она побледнела и задрожала. Такая красивая… Как ее забудешь? Вот, я издевался над жалким человечком оттого, что был сам не свой. Что поделаешь… Когда ты не в себе, то сам не ведаешь, что творишь.

Бог земли терзался, кляня себя. В небе пролетел сокол, однако, на сей раз, Бог земли только молча проводил его1 взглядом.

Где-то далеко-далеко прозвучали выстрелы, будто взрывали залежи соли, — похоже, там шли кавалерийские учения. А затем синий свет хлынул на равнину. Дровосек, лежавший в траве, от этого света вдруг очнулся, испуганно вскочил и принялся озираться вокруг. А затем вскочил и стремглав помчался прочь, только пятки засверкали. Он побежал по направлению к Мицуморияме.

Увидев это, Бог земли опять захохотал. Его голос, не достав небес, снова упал рядом с Вишней.

Она опять затряслась мелкой дрожью так, что листья ее окрасились в какой-то странный цвет.

Бог земли несколько раз обошел вокруг своего убежища, потом успокоился и исчез внутри, будто его и не было.

IV

Как-то августовским вечером спустился густой туман. Богу земли было невыразимо грустно, и это его раздражало. Он медленно выполз из святилища. Ноги как-то сами собой понесли его к Вишне. По правде сказать, при одной только мысли о ней у него начинало щемить сердце.

Вдруг его настроение разом переменилось, на душе стало спокойно. Он старался не думать о Лисе и его отношениях с Вишней, однако гадкие мысли сами собой лезли в голову, и он ничего с этим поделать не мог. Каждый день он твердил себе: «Я ведь очень суровый Бог. Какое мне дело до дурацкой Вишни?» Но все равно ему было очень грустно. Стоило только вспомнить об этом проклятом Лисе, как по всему телу разливалась такая жгучая боль, будто его огнем жгли.

Бог земли в глубокой задумчивости приближался к Вишне. И только тут он вдруг понял, куда несут его ноги. Сердце его екнуло. Его пронзила мысль: он так давно не был у Вишни, может, она его ждет не дождется. Бога пронзила мучительная жалость. Он быстро шагал по траве, а сердце так и выпрыгивало из груди. И вдруг ноги у него подкосились, и он встал, словно громом пораженный. На него накатило безысходнее, синее отчаяние. У Вишни уже отирался Лис. Спустилась ночь, и в неясном свете луны сквозь мутную дымку до боли отчетливо доносился его голос.

— Конечно же, именно так. Точность и симметрия убивают красоту вещей. Идеальная красота — это мертвая красота. Вы совершено правы, — донесся тихий голос Вишни.

— Настоящая красота не может быть застывшей, как окаменелость. Нельзя, чтобы над всем властвовал только закон! симметрии. Вот дух симметрии — это прекрасно. Хорошо, когда что-то пронизано духом симметрии.

— Я тоже так полагаю, — опять донесся нежный голос Вишни.

Бог земли почувствовал, что его тело запылало оранжево-розовым пламенем. Дыхание перехватило, стало трудно дышать. «Как можно так страдать из-за короткого разговора Вишни и Лиса?! Сердце твое разрывается на части, так можно ли после этого назвать тебя богом?» — укорял он сам себя. А Лис продолжал: