Звезда мореплавателя(Магеллан)
Шрифт:
— Я и мой народ желаем стать христианами и вассалами короля Испании, — заявил раджа.
Он сказал затем, что просит оставить в городе двух священников для наставления народа в новой вере.
— Оставлю, — обещал Магеллан. — Хумабону подарю также полный испанский панцирь. Но и он пусть пошлет с нами двоих детей своих ближайших вассалов, дабы они увидели Европу и обучились языку.
Посреди площади воздвигали высокий крест. Командор кратко повторил основные истины веры и перечислил необходимые обряды. Потом лично повел властителя Себу к крещению. Раджу окрестили доном Карлом в честь императора; его сына-наследника — доном Фернандо — по имени
По правде говоря, не нравился мне этот раджа: низенький, толстый, с кривыми зубами, хитрым лицом и узкими глазами, выражения которых было не разобрать. Но я понимал, какую важную бескровную победу одержал Магеллан.
— Я не выжил из ума, Антонио, — говорил вечером Магеллан. — И вполне отдаю себе отчет в происходящем. Хумабон совершил со мной сделку, ожидая от нее выгод, а отнюдь не воспылал любовью к Христу и Магеллану… Что ж, Викорати, пусть так. Мы закрепим и углубим начатое…
— Матросы только и говорят о близких Молукках, — заметил я, — о том, что они будут единственными в мире людьми, совершившими кругосветное плавание.
— Оно уже совершено, Викорати. Неподалеку отсюда остров Высоких Гор… — сказал командор и замолк, Я не смел пытать его.
…Рядом с Себу лежал островок Матан. Там правили два соперничающих вождя: Зулу и Силапулали. Зулу признал власть крестившегося раджи, а Силапулапи отказался, считая раджу изменником. Хумабон, нареченный дон Карл, попросил помощи- Армада подошла к Матану, разбила сторонников Силапулапи, сожгла их селение Булайя и наложила контрибуцию: три козы, три свиньи, по три меры риса и проса.
26 апреля Зулу прислал Магеллану гонца. Он сообщал, что рад бы прислать продовольствие и в большем количестве, чем повелел командор, да не дает непокорный Силапулапи. Магеллан разгневался и объявил, что сам поведет шлюпки. Все, кто слышал его слова, движимые одним порывом, стали уговаривать Магеллана не ездить.
— Пошлите меня, сеньор командор, — горячо говорил Барбоза, переходя, как всегда на людях, на «вы». — Или любого другого. Что, мало у нас офицеров?
— Сеньор капитан-командир, — поддержал его я, — Назначьте меня. К чему рисковать? И стоит ли вообще вмешиваться в мелкие распри туземцев? Раджа прекрасно управится с Силапулапи после нашего отплытия.
Трудно сказать, почему мы все взволновались. Некое тягостное предчувствие, присущее, говорят, иногда человеку, окутало нас. Как о милости, долго, но тщетно просили мы командора или отменить поход на Матан, или позволить кому-то из нас возглавить его вместо Магеллана.
— Да что с вами, друзья мои? — удивился командор. — Или вы боитесь? Вспомните, как было в Булайя: один залп поверх голов обратил строптивцев в бегство. Лишь только Силапулапи услышит аркебузы — а действие их будет такое же, как в Булайя, как и в остальных селениях Азии, — он покорится.
Магеллан задумался ненадолго, в его черных глазах я вдруг уловил искру неуверенности.
— Я не понимаю тебя, Антонио, — обратился он ко мне, — после всего, что мы совершили, поход на Матан кажется мелочным и несерьезным. Но мы в начале испанских путей по Азии. Из опыта португальцев я знаю: начало должно оглушать и подавлять народы. Оглушать страхом и неотвратимостью возмездия. Чтобы ни одна рука не вскинулась, ни один голос не поднялся против испанцев, когда мы или наши последователи вторично придем в архипелаг. У нас здесь нет друзей, у нас только союзники, боящиеся нас, и враги, которых мы заставим себя бояться! Матан? — Магеллан недоуменно склонил голову. — Мне не нужен Матан. Но я дал слово защищать раджу, за что он оказал нам много услуг, и оно нарушено быть не может. Повторяю: первый залп, как всегда, решит дело.
— Если все так просто, — возразил Родригес, — то тем паче вам незачем ехать, сеньор. Поверьте, мы сами управимся.
— Ну, нет! — со смехом ответил командор. — Плох пастух, покидающий свое стадо. Почти два года мы вместе в радости и в горе, и так будет до скончания плавания.
— Тогда возьмите меня с собой, сеньор, — попросил я.
— И меня! — выдвинулся юнга Фернандо.
— А не рано ли тебе? — спросил командор.
— Мы его подучили, сеньор, — прогудел Родригес. — Парень дерется сносно. Между прочим, сеньор, а я что — кривой на правый глаз?
Энрике без слов подошел к Магеллану, обнажив свой малайский крис [66] .
— Меня, конечно, оставят, — грустно вздохнул Барбоза.
— Да, шурин, заменишь меня на кораблях.
Матан
В субботу, 27 апреля 1521 года, после полуночи шестьдесят человек в нагрудниках и шлемах отплыли на шлюпках. Магеллан не велел каравеллам подходить близко к берегу: море здесь было мелко. По той же причине мы не надели поножи, ибо предстояло идти по воде и не стоило отяжелять ноги.
66
Крис — длинный, обоюдоострый кинжал с волнистым лезвием; наступательное оружие у многих народов Юго-Восточной Азии, в частности, у малайцев и индонезийцев.
За нами плыло тридцать баланг — местных лодок с нареченным доном Карлом, его придворными и воинами. Командор не разрешил им принимать участия в бою.
Весла лениво отталкивали воду назад, разбивая пугливые лунные блики. Матросы переговаривались, шутили, не особенно спеша: до Матана рукой подать. С 6аланг неслись заглушенные звуки туземной лютни.
Мы добрались до Матана поздней ночью. Низкий берег едва угадывался. Но там горели костры, доносились отрывки воинственных выкриков. Магеллан поднялся и долго присматривался к мятущимся огням. Может быть, мне показалось в темноте, что он с сомнением оглядел три свои шлюпки с дремавшими матросами, переводя взгляд на десятки береговых костров? Сигналом подозвал балангу с придворными раджи и отправил их на берег.
— Скажите смутьянам, — пояснил он, — что они должны повиноваться воле Испании, признать христианского государя, нареченного доном Карлом, и выдать контрибуцию. Тогда я стану их другом и защитником. В противном случае они узнают, какие раны наносит оружие европейцев.
Не прошло и часа, как послы вернулись.
— Послам сказано, — переводил Энрике, что у восставших тоже имеются копья, а также колья, закаленные на огне. Восставшие наслышаны о благородстве испанцев и просят не нападать сейчас, а дождаться утра, чтобы к ним могло подойти подкрепление.