Звезда на одну роль
Шрифт:
Вошедший был высок, но сутул. Черные волосы сальными прядями рассыпались по плечам, длинные руки, непропорционально длинный торс, кривоватые ноги. Однако во всем его облике чувствовались недюжинная сила и этакая кошачья гибкость. Темные глаза его чуть косили, тонкогубый капризный рот кривился в саркастической усмешке.
На вид Вовочке можно было дать лет тридцать, а если бы не отечные мешки под глазами, то и того меньше. Катю поразила его одежда: на шее наверчен шелковый платок, клетчатая байковая «американка» расстегнута,
— Ой!
— Ого, да тут дама. Целую ручки и губки. Катю обдало водочным перегаром, она быстро отвернулась. Мещерский встал.
— Сергей, будем знакомы.
— Володимер. А вы тут празднуете, да? Я к вам тоже присоединюсь, только пузырь возьму.
Вовочка нетвердой походкой направился к двери. Первой мыслью Кати было тотчас же уйти, однако вид крови на одежде ее просто парализовал.
— Паш, он что, поранился или дрался с кем? — спросила она Могиканина. — Почему он в крови весь?
Откуда она?
— Куриная, — ответил тот, плотоядно ухмыляясь.
— Куриная?!
— Он ташист.
— ???
— ТАШИСТ. Создает композиции пятен. Использует для этого исключительно куриную кровь.
— Ой! — Катя вспомнила, что она слышала кудахтанье в коридоре.
— Он их на Птичьем покупает, когда деньги заводятся, — рассказывал Могиканин, — сносит башку и тушкой потом оперирует. Работает по любому материалу: по холсту, по дереву, по сырой штукатурке. Лишь бы площадь поверхности была большой. Майку-то он себе специально разукрасил, символически, так сказать.
— Значит, это он свел Свету с Артуром, да? Этот душегуб?
— Он. Артурчик одно время устраивал его показательные выступления для узкого круга ценителей:
«Уничтожение предметов культуры и кур» — УКК, короче. Собиралась группка болванов и начинала колотить в щепки рояль и курам головы сворачивать.
Утверждали, что таким образом из организма выводятся все агрессивные эмоции. Я на один сеанс попал — меня чуть не стошнило.
— Он садист, что ли?
— Ташист, я же сказал. Только сейчас мода на куриные оргии уже прошла. Пресытились. Теперь он другим зарабатывает.
Вовочка вернулся с бутылкой водки.
— Серж, Паш, сто грамм. Даме не смею предлагать.
— Я за рулем, спасибо, — отказался Князь.
— А я мешать не хочу, — поддержал его Могиканин. — Пива уж надулся до предела.
— Ну а я хлопну. Ваше здоровье, Прекрасная Незнакомка. — Вовочка сощурился на Катю. — Кто ты, не спрашиваю. Твое здоровье. — Он лихо хлопнул граненый стаканчик, принесенный с собой. — Я, Паш, богат сегодня! Вот. — Он полез в карман «американки» и вытащил мятую пачку «зеленых». — Двести за два часа. И она хочет, чтобы я приходил к ней каждую среду. Она так одинока, бедняжка.
Мещерский и Катя молчали. Кролик-Могиканин незаметно подмигнул им.
— Да ты так столько бабок наколотишь, Вова. Пожалуй, в миллиардеры скоро выскочишь. Один из всех нас — миллионеров и тысячников.
— Я? — Вовочка мигнул по-совиному. — Я стану богатым? Нет, я... Блаженны мы, нищие, ибо мы не станем царями. Блаженны печальные, ибо они никем не утешены, — прочел он с чувством. — То, что мы ищем, лежит далеко за морями. То, что мы знаем, тяжелыми солнцами взвешено. Девушка, не надо смотреть на меня так. Я пьян и неспокоен сердцем. Вы красивы, а я...
Мы соль океанов — плывущая в небо ладья. Вчерашнего утра больные, бесцельные пленники. Мы часто з-з-заики, и нас презирает семья. Мы — неврастеники.
— Как самокритично! Вы неврастеник? — усмехнулась Катя.
— Я? — Вовочка с трудом заложил ногу на ногу. — Я.., ваш приятель смотрит на меня ревнивым взором. Чувствуется, что ему не терпится послать меня к черту, нет? — обратился он к Мещерскому. Тот вспыхнул.
— Катя, нам не пора?
— Да-да, сейчас идем. — Катя переглянулась с Могиканином. Тот снова подмигнул. — Вы, говорят, очень необычный художник, — сказала она тихо.
— Я? — повторил Вовочка в который уж раз и пьяно рассмеялся. — Я был им когда-то, но я уже умер, милая девушка, сдох. Сдох! Остались только мой скелет и череп с пустыми глазницами. Искусство никому не нужно. Оно раздражает, оно злит.
— Но ведь не всякому приятно смотреть, как вы откручиваете курицам головы и пятнаете их кровью стены, — заметила Катя. — У кого-то просто не выдерживают нервы.
— Я, неврастеник, нарисовал этот этюд, — Вовочка ткнул в свою майку, — собственной кровью. Надрезал вот здесь на предплечье и рисовал. Я был счастлив, я мог выразить себя, отдать частичку себя, как некий Бог, распятый за нас с тобой. А сейчас... Нет, искусство умерло. Мое умерло. И я — труп. Я гнию на корню.
— Неужели то, чем ты сейчас занимаешься, вызывает в тебе такое отвращение?! — воскликнул Могиканин. — Брось, не заливай нам тут.
Вовочка дернулся.
— Я говорю о трагедии своей души с милой и умной девушкой, — просвистел он придушенным шепотом. — Я никогда не заливаю в такой ситуации, а когда меня слушает дама, особенно. Мне честь не позволяет. А то, чем я сейчас занимаюсь, получая по сто баксов в час... Девушка, кстати, хотите знать, чем я занимаюсь? Хотите знать, кто я такой?
— Да.
— Я удовлетворитель женщин.
— Да?
— Да. Профессиональный удовлетворитель женщин. Я, чье искусство не нужно миру, даю объявление в газете: «Пылкий молодой человек скрасит досуг одинокой леди».
— Это негигиенично, — сказала Катя с усмешкой.
— Аморально, ты хочешь сказать? — Он так и ел ее затуманенными водкой глазами.
— Нет. Просто негигиенично. Заразу можно подцепить.
— СПИД? Ты мыслишь так же пошло и наивно, как и другие. Прошу прощения, твой спутник сейчас вцепится мне в горло.