Звезда на одну роль
Шрифт:
— Теперь уже не надо, — сказала Катя. — Ее-то за что? Она ведь все равно не свидетель. Разве такая кроха их бы опознала?
— Им приказали: мочить всех. Чтобы никаких наследников. Никого. Ясно?
— Но эта квартира не такое уж и сокровище. Наверняка там нужен ремонт. Потом от Москвы далеко. Это же не столица, не ближние районы, — не сдавалась Катя.
— Сейчас убивают, Катенька, совсем не ради десятков тысяч долларов, не за сотни. Вова Кочет, например, пришьет любого за бутылку водки. У Чистякова ставка чуть повыше: две бутылки
— Значит, они не из крутых?
— Щенки. Молодые голодные щенки. Им по девятнадцать лет.
— Господи Боже!
— Вот тебе и Господи. Их наняли за смехотворную сумму.
— А кто нанял?
Колосов протянул ей стакан с остывшим кофе.
— Я ответил на безумное количество твоих вопросов. И заметь — подробно ответил. Но ты уже зарываешься.
— Но я же не буду сейчас об этом писать. — Катя смотрела на него честно-честно.
— А шут тебя знает.
— Ничего и не шут. Они где сейчас сидят?
— Пока в УВД. Там изолятор крепкий. А утром в субботу их повезут в Москву. Их Петровка на выходные берет.
— Только поосторожнее там. Он хмыкнул.
— А тебе их жаль, да? Таких вот. Ну, это все, на что я способен, чтобы удовлетворить... — Колосов запнулся и продолжил явно не так, как хотел:
— Твое, Катенька, неуемное любопытство. На часах девятнадцать ноль-ноль. Ты домой не собираешься?
— А ты? — Она смотрела на него.
Он отвел взгляд, уставился в темное окно. Никитский переулок (по-старому — улица Белинского), 3, куда выходил фасад главка, освещался тусклыми фонарями.
— А я сегодня дежурный.
Кате хотелось добавить, как в детстве, «по горшкам», но она сдержалась и только спросила:
— Очень устал?
— Очень.
— А у меня горе, Никита, — сказала она внезапно. — Подруга умерла.
Он изобразил на лице вялое соболезнование.
— Молодая?
— На год меня моложе.
— От чего?
— Да, понимаешь, какой-то несчастный случай на стройке. Ничего я пока не знаю толком. Представляешь, включили сегодня видео, а там...
Она перехватила его быстрый взгляд. Колосов уткнулся в бумаги.
— Так эта девчонка из Каменского — твоя подруга? — спросил он как бы невзначай.
— Ну, не так чтобы очень. Но приятельница. Мы в одной компании часто встречались.
— Ах, в компании... — Похоже, он хотел задать ей новый вопрос, но тут в дверь осторожно постучали. Затем в кабинет просунулась коротко стриженная белобрысая голова Вити Иванова из отдела по борьбе с хищениями личной собственности граждан, коротко именуемого в розыске «квартирным».
— Петровская, вот ты где! А мы гадаем, с кем это шеф «убойного» заперся, — замурлыкал он, точно большой кот. — Что, статью пишете? А, нет, кофе пьете. Четой-то ты все к убийцам, к убийцам, а к нам никак не заходишь?
— Плохо приглашаете, — буркнул Колосов. — И вообще, когда я с женщиной, прошу меня не беспокоить...
— Женщина сейчас тебе изменит. Будь спокоен. — Иванов скрестил на выпуклой груди бегуна на длинные дистанции мускулистые руки. — Кать, ты вон с Хасаном встретиться мечтала. Былое вспомнить. Так он у нас.
— Где? — Катя даже привстала от удивления.
— В нашем кабинете. Мы его из «Матросской» взяли на сутки. Там с ним душеспасительные беседы ведут. Ничем Хасан нас порадовать не хочет. Молчит да жмется. Жмется да молчит. Может, тебя увидит — оттает.
— Он что, опять сбежал? — спросила Катя.
— Опять. Уже третий побег.
— И опять с Камчатки?
— Нет, всего лишь из Потьмы на сей раз. Не дошел, как говорится, до точки.
— Так чего ж ты стоишь! Веди меня к нему. Я его только неделю назад как вспоминала. Очерк для «Милиции» пыталась из себя выжать. Спасибо за кофе, Никит, — сказала она. — Я пойду. Ты уж извини, если я тебя болтовней своей оторвала от дел. Я потом еще загляну.
— Когда? — испугался Никита. — Сегодня?
— На неделе, — успокоила его Катя.
— А-а, всегда пожалуйста, кстати.., у меня потом вопрос к тебе будет о той погибшей подружке.
Иванов пропустил Катю вперед и торжественно повел ее в свой кабинет.
Глава 2
В НЕИЗВЕСТНОСТИ
Дома было темно. Значит, Вадька не приезжал. Ну и Бог с ним. Катя захлопнула дверь и включила в передней свет. Эта однокомнатная квартирка в сталинском доме на Фрунзенской набережной досталась ей по наследству. Здесь прежде жила ее двоюродная бабка — старая дева с бурным литературным прошлым. Умирая, она завешала приватизированную квартирку внучатой племяннице.
С тех пор прошло два года. Катя радовалась собственному углу. Родители не возражали, чтобы дочь жила отдельно. «Ей надо работать в тишине, она так много пишет, она очень талантлива», — говорила мама знакомым. А папа занимался ремонтом квартиры, оплачивал коммунальные услуги и подбрасывал дочери деньжат, если подозревал, что она сидит на мели.
Катя сняла шубку и уныло оглядела себя в круглое зеркало, тускло мерцающее в электрическом свете прихожей: вялая, усталая. И правда, в ванну да спать! Она разделась, накинула махровый халат и прошлепала в ванную. Открыла воду и вылила из флакона пену, пахнущую сиренью. Этот запах всегда поднимал ей настроение.
После ванны она перекусила и уселась в кресло перед телевизором. Нажала кнопку пульта: первый канал — «Новости», второй — «Вести», четвертый — грохот полицейского боевика. Она поморщилась, достала из подтелевизионной тумбы кассету и переключилась на видео.
На экране заплясали маленькие смешные человечки. «Белоснежка и семь гномов» — ее любимый мультик. Ленивчик и Ворчун плясали под звуки волынки. Ленивчик... Самое удачное прозвище для Вадьки. Вадим Кравченко и в юные-то годы отличался феноменальной ленью, а уж в зрелые лета... И как его только держат на той работе?