Звезда Полынь
Шрифт:
Только размашисто бьет помпа сердца.
Несколько мгновений Вовка не мог ни слова вымолвить от потрясения, потом спросил:
– И сколько ты тут сидишь?
– Наверное, минут сорок, – ответила она почти застенчиво.
Как же ей, наверное, страшно было одной…
– Замерзла?
– Да. Немножко.
– Слушай, а мобилы у тебя нет, что ли?
– Разбился, – виновато сказала она, а потом, словно боясь, что он не поверит, стремглав расстегнула "молнию" на груди, сунула руку за пазуху и извлекла оттуда изящную, как шоколадка,
– Так ты нехило приложилась, – окончательно уразумел Вовка.
– Так я и говорю, – просто ответила она.
– Скорей застегнись! – вдруг поддавшись заботливой панике, рявкнул он. – Мороз ведь!
Девчонка послушно затянула "молнию" до подбородка.
Вовка быстро огляделся, видя все будто в первый раз, будто внове, потому что задача встала новая. Носиться, как охреневший слон, дело нехитрое. А вот ее оттранспортировать… Будет ковылять, опираясь на его руку, на сломанной лыже, да при том, что ему придется торить по рыхлому снегу параллельную лыжню для себя… Не, они и к закату не дойдут. Она просто остекленеет.
– Тебе сколько лет?
Она не сразу ответила. После паузы призналась:
– Тринадцать.
Совсем фитюлька.
– Как же тебя занесло-то сюда? – У него непроизвольно прорезался нежный, отцовский тон.
Она беззащитно пожала плечами:
– Сама не знаю. Шла, шла… Красиво.
Ответ, достойный уважения. Фитюлька, но наш человек.
– Значится, так, – начал Вовка, сам не заметив, что заговорил, будто Глеб Жеглов, но чувствуя себя очень взрослым, опытным и могучим. – Сейчас будем играть в Машу и медведя.
– Чиво-о? – изумилась пигалица.
– Ничиво-о, – передразнил ее Вовка. – Молчи и слушай. Время дорого. Сейчас сядешь мне на спину, обхватишь руками-ногами… Лыжи твои мы выкинем тут. Все равно одна сломана. Палки можешь мне отдать, я их потащу вместе со своими. Твоя задача: крепко держаться. Ясно?
Она опять поджала губы. Уже побелевшие от морозного передозняка щеки ухитрились налиться краской.
– А позволь, Микитка, я положу на тебя свою ножку, – пробормотала она. – А он и рад тому: не то что ножку, говорит, но и сама садись на меня. И как увидел он ее белую полную ножку…
– Ты эти секс-прихваты брось, – с негодованием прервал он. – Подрасти сперва!
Она засмеялась:
– Это же "Вий"!
Вовка остался непроницаемо суров. Какой такой вий, блин…
– Поздняк трепаться, – строго сказал он и опустился рядом с нею на корточки. Надо бы коленку посмотреть, мельком подумал он. Их там, в банде, помимо прочего, основным приемам первой помощи тоже учили – хоть какая-то польза; как говорит отец, знаний лишних не бывает, и коль в голове что-то застряло, то когда-нибудь да пригодится. Если это, конечно, настоящие знания, а не болботня. Да, по толку-то? Пока он будет изображать Айболита, она вообще закоченеет.
Нет, никаких медосмотров. Галопом, галопом…
Он снял лыжу с расшибленной ноги. Тогда девчонка распрямила здоровую – и стал виден надетый на нее расщепленный обломок лыжи. Надо же, она его спрятала… Зачем? Чтобы не выглядеть жалко? Ну, пигалица… Молодец, чес-слово… Вот ведь угораздило ее… Он снял обломок. Повернулся спиной и встал на четвереньки.
– Заползай.
Очень странное, щекотное для души это было чувство – когда на него уселось сзади и потом, устраиваясь повыше и поудобней, от задницы к плечам аккуратно поползло мелкое, но цепкое существо потенциально женского пола. Как ни крути – не мартышка. Тонкие и гибкие, как хлыстики, руки, шурша тканью комбинезона, неловко обняли его за шею, широко разведенные коленки обхватили бока.
– Так? – стесняясь, спросила она.
– Ага, – одобрил он. Пигалица оказалась удивительно легкой; не девчонка, а пластмассовая Барби в натуральную величину. Вовка осторожно распрямился. Она, едва слышно ойкнув, поехала было вниз по его спине, но тут же притормозила; здоровая коленка прижалась плотней, а руки судорожно передавили ему горло.
– Только не придуши меня.
Она стремглав освободила кадык. Надо же, сразу поняла, где… Чуткая.
– Прости, пожалуйста, – покаянно пробормотала она и повторила: – Так?
– Да, – сказал он. Чтобы храброй фитюльке стало повеселей, он жеребячьи топнул ногой и громко заржал: – Иго-го!
И, работая только ногами, чтобы плечи и спина оставались неподвижны и девчонке сподручней было держаться, он, по возможности поддерживая ее за коленки, начал первую в своей жизни эвакуацию пострадавших.
Поначалу они не разговаривали. Осваивались. Стеклянные изваяния сосен роями плыли назад. Скрежетал и рычал под ногами снег.
Потом сзади раздался фитюлькин голос:
– Ты еще не устал?
Надо же, заботливая нашлась…
– Нет, – сказал Вовка. – Ты легкая. Не завтракала, наверно.
Он хотел пошутить, чтобы еще немножко ее развлечь, но она оскорбилась:
– Как не завтракала? Завтракала!
– А если даже и устану – мне полезно.
– Почему?
– Хорошая физподготовка.
– Ты спортсмен?
– Нет.
– Хочешь в армию?
– Позовут, так пойду, но…
– А, поняла! – сказала она. – У вас в фашистском уставе сказано, что в здоровом теле – здоровый дух.
– Дура, – сказал он.
Некоторое время она молчала. Ее дыхание обиженно участилось и горячо щекотало ему шею сзади.
– Прости, – неловко пробормотал он. – Я же сам тебе… Прости. Я в космос хочу. Знаешь, сколько весит скафандр для выхода в открытый космос?
– Сколько? – заинтересованно спросила она как ни в чем не бывало.
Он и сам не знал.
– Много, – сказал он. – Больше тебя.
Первый поворот… Километр прошли.
– А зуб даю, – сказала она, – пока ты сюда не приехал, про космос и не думал.