Звездная каторга: Ария Гильденстерна
Шрифт:
Вместо ответа сопровождающие сделали ему знак подождать в воротах, а сами подошли к скамейке этого Брика, стали ему что-то втолковывать. Судя по скупым, но выразительным жестам, говорили о Кае.
Ну и ладно. Брик или не Брик, какая ему в сущности, разница?
— Бери выше, парень! Это же Лопес! — услышал он голос сзади. Сопровождающие вопрос проигнорировали, но зато разговорился один из привратников, которого никто и не спрашивал.
Что ж, спасибо. Значит, Лопес. И верно, присмотреться: похож на латиноса, Уоллесы — те не такие... Наверное, крупная шишка, вот только
— А Лопес начальник по какой части?
— Лопес — первый приятель Флореса, — назидательно проговорил охранник врат, — это по всякой части будет.
Вот оно что! Кай хотел продолжить расспросы, но тут его провожатые оглянулись с видом демонстративного недовольства и разговорчивый привратник смешался.
— Идём дальше, Эссенхельд. Мы за тебя договорились.
Ну и славно. Продолжим утреннюю экскурсию по этому крайне новому Новому Бабилону! Как наши впечатления?
Самое первое вызвано, конечно же, чистотой. Как говорится, отвычка — та же привычка. Вот обыденное и кажется странным. Чистыми были не только въездные врата, но даже бараки! Двух-трёхэтажные, под каждым крылечко, в окошках видны занавесочки. Миленькая такая бабилонская жизнь. И ведь улицы здесь не грунтовые, а ровненько вымощены ромбически обточенными камнями. Вроде, чудо и не ахти, но Кай от такого тоже уже отвык.
Башня, к которой шёл он за провожатыми, была такова, как виделась из шахтёрской части посёлка. Архитектура довольна проста, на все стороны одинакова. Не шедевр. А под башней — держите меня, фонтан! С четырьмя бронзовыми фигурами, Кай такой ведь и воображал, силясь заглянуть за внутрибабилонскую стену. Правда, в его фантазиях фонтан ещё и работал.
А о чём говорят? Если зажмурить глаза, слышится лучше:
— ...Здесь, у нас? 'Оу Дивиляй'? Да не может быть!
— ...Их ведь Флорес подарил шахтёрскому плебсу. Было бы смешно...
— ...В Ближней шахте...
— ...Стоит сперва подумать, а потом уж говорить!
— ...А это что за помост строят — на площади, рядом с фонтаном? Неужели для виселицы?
— ...Насмешил! Говорю же: 'Оу Дивиляй' будет теперь у нас; Флорес так приказал. Этим вечером...
— ...Да уж, не упустим шанса...
— ...Дэй и Оукс. Оба наповал. Стэнтон изворачивается, но...
— ...Дурацкое пирожное с насквозь прогорклым кремом!
— ...Что ж вы хотите, сеньор — Эр-Мангали. Жизнь здесь не сахар...
— ...Зомби? Да кто-то их вообще видел?
— ...К плебейской части посёлка они подходят. И, говорят, часто.
— ...Бьюсь об заклад, что 'Оу Дивиляй' на Эр-Мангали...
— ...Не знают ещё, в какое дело ввязались.
Нет, зря он, конечно, глаза зажмуривал. И обманывал себя, не без того: не так важно было ему послушать здешние реплики, как урвать клочок времени для накатившей дремоты. В итоге Кай споткнулся о доски для помоста, потерял равновесие и чуть не угодил в фонтан. Впрочем, 'чуть' не считается.
— Там четыре фигуры уже есть, — даже не обернувшись, сообщил ему левый провожатый, — пятая никому не нужна.
8
Башня Учёных. Наконец-то Кай Гильденстерн до неё добрался. Но нет, какой он
Кая ввели в зал, где за прямоугольным столом сидело пятеро. Трое, определённо, люди науки, причём из привыкших преподавать: выражение лиц в точности то, как у юрбургских экзаменационных комиссий. Остальные двое, наверное, вовсе не из Башни Учёных. Властные лица людей, явно не склонных искать аргументы для объяснения своих выводов. Среди носителей лиц последнего типа один латинос, другой скорее германской наружности, но по характеру, читаемому в глазах, словно бы тоже ярый латинский мачо.
Латиногерманец сдержанно кивнул провожатым Кая:
— Диас, Маданес, можете быть свободными.
Ну, вот и познакомились. Счастливого, что ли, пути.
Теперь кивок Каю:
— Приблизься, — он подошёл. — Михаэль Эссенхельд?
— Да, это я. С кем имею честь?
Властное лицо пару секунд помедлило, соображая, оказывать ли честь, но всё же сочло уместным представить себя и других.
— Я Вольфганг Рабен. Это Мендоса, — Рабен повёл головой в сторону природного латиноса. У того лицо вдруг потемнело, и Кай поспешил уточнить:
— Херес-де-Мендоса-и-Вега-де-Коммодоро?
Латинос невольно улыбнулся, а Рабен спросил:
— Знаешь полное имя? Откуда?
— Шахтёры из Ближней шахты много рассказывали, — выдал Кай таким тоном, точно подразумевалось: 'рассказывали много хорошего'.
Рабен снова коротко кивнул и продолжил представлять комиссию:
— Трое учёных. Великий магистр Бек, профессора Шлик и Блюменберг.
Называемые тоже себя обозначили кивком головы. Стало быть, самый старший из учёных, седоватый с желтизной полный мужчина — это и есть тот самый знаменитый Бек из Юрбурга? Что ж, это внушает оптимизм. Или должно бы внушать, но всё-таки не сильно пока внушает...
Но некогда отвлекаться на имена, значимые в прошлой жизни. Рабен, сочтя церемонию приветствия исчерпанной, уже приступил к делу.
— Догадываешься, зачем тебя вызвали? — спросил, уставившись в глаза.
— Полагаю, причиной послужили события на Ближней шахте.
— Какие?
— Гибель двоих охранников, Оукса и Дэя.
— Что ты можешь об их гибели рассказать?
— Я был в составе следственной экспедиции, направленной к предполагаемому месту пропажи шахтёров... — начал Кай.
— Сколько человек было в экспедиции?
— Пятеро. Руководитель экспедиции ксеноисторик Кай Гильденстерн, от охраны Башни Учёных — Дэй и Оукс, от охраны Ближней шахты — Барри Смит, ну и я в качествен вспомогательного эксперта по ксенозоологии.
— Экспедиция вернулась в неполном составе? Сколько сейчас живо из пятерых?
— Увы, только трое, — честно соврал Кай. — Гильденстерн, Смит и я.
— Угу, — Рабен кивнул глубже обычного, — так от чего погибла охрана?
— Зомбирующее воздействие, — сказал Кай. — В прямом биологическом смысле, а также в сопутствующих ему психическом, социальном...