Звёздная пыль… На сапогах!
Шрифт:
Тут в американском секторе центра поднялась необычная суета. Созданный когда–то для совместного управления международной станцией 'Мир', или как называли ее еще 'Терра—Орбитал', отдел сейчас был явно занят не своим делом. Один из зарубежных гостей подбежал к пульту связистов, что–то сказал. На центральном экране появилась картинка, да еще какая… На весь кадр кусочек серпа Марса, линия терминатора — и длинная искорка пламени в ночной тени планеты. Моргнув, кадр сменился на следующий, искра корабля продвинулась заметно дальше. Это один из американских 'Викингов' в реале передает картинку с орбиты!
Пусть и черно–белую, нет времени для переключения
Когда лампочки светодиодов на пультах в центре управления снова засветились, отображая поток телеметрии. Когда на экранах появилась, снова, картинка. И, невзирая на текущие по лицу капли пота, уверенным голосом Гера сообщил…
'…Земля, это 'Аэлита'. Все в порядке, маневр завершен. Импульс стабилизации орбиты по расчету БЦВК через пятьдесят шесть минут…'
Аааа!!! Не занятые работой посторонние товарищи в центре начали неуместные подпрыгивания и рукоплескание. Мы же, просто и молча, передали по цепочке рукопожатие, по всем рядам, традиция такая. Орать будем почти через год, после возвращения экспедиции.
Прошло назначенное время, еще раз пыхнул пламенем блок. Все, теперь орбита круговая, высота над целью всего пять сотен километров. Можно было бы и ниже остановится, но есть такая штука — прогноз возможного прихода 'подкрадывающегося незаметно, великого Песца'. Тут, если что случится — дождаться спасателей времени хватит. Марсианская атмосфера, хоть и в сотню раз разреженней земной, но в космос ширится почти также. Все дело в весьма заумных вещах, например — гравитационный градиент. Ну, это все не так важно, дав торжественный рапорт с орбиты упала тройка наших героев спать. И большая часть сотрудников ЦУП-а тоже. Вымотались все за этот день как следует…
Утром, космонавты тоже жили по московскому времени, вернулись в центр. А там работа кипела всю ночь, баллистики замерили остатки топлива и считали траектории. И сейчас сонно доложили результат — отличный. Отлет по топливу оптимален через тридцать семь суток вместо запланированного месяца, даже останется немного горючки еще на кое–что. И закипела работа, прильнули ребята к телескопу и иллюминаторам — любуясь видами и высматривая подходящие места для высадки. Конечно районы давно намечены, но вблизи виднее. Надо совместить две вещи — безопасность посадки и интересное место приземления. Ведь, если например, садится на Землю то самое удобное и безопасное место это пустыня Сахара. Вот только что там можно найти?
Вечный вопрос 'есть ли жизнь на Марсе' все еще занимает ученых, хотя последнее время они сходят с ума с другого — какого хрена эта самая жизня забыла на Венере!
Через два месяца после того, как мы проводили в путь 'Аэлиту', другие хорошие ребята в бочонке 'Колумбии' добрались до своей цели. Обогнавший их по пути наш вагон разделился на части, восьмерка тугоплавких яичек воткнулись в сверхплотную атмосферу. Следом торопилась четверка забугорных, из пижонства конусообразных зондов. Для американцев это была первая попытка посадить робота на Венеру, еще во время полета на парашютах порастворяло, буквально, кислотой половину
Уже десять лет, с момента посадки 'Венеры-3', было ясно — не курорт, температура почти пять сотен градусов, и давление тоже плющит, сто атмосфер. Поэтому картинка с четырех посадочных аппаратов ничем не удивила, хотя впервые была цветной. Застывшая лава, камни, рыжее небо. Местный воздух, сгущенный страшным давлением. На последнем десятке километров станции отстреливали парашюты и падали, как камень в воде, стараясь быстрее добраться до поверхности. Система охлаждения выдерживает в этом аду всего чуть больше часа, потом хана. За это время станции успевали передать пейзажи, провести анализ состава атмосферы. И, пробурив буром грунт, взять и изучить пробы. Все, час прошел и электроника, передав последний писк, скончалась.
И тогда американцы переключили мониторы на поток данных от второй четверки, до этого исправно записываемый на катушки магнитофонов. Эти зонды были рассчитаны на сутки работы, точнее пока не сядут аккумуляторы. Потому что болтались они, на аэростатных баллонах на высоте в семнадцать километров, там попрохладней было — всего плюс девяносто. Летели чуть ниже облачного слоя, чтобы видеть поверхность. Выше конечно покомфортней, есть слой, где вообще плюс двадцать пять градусов при давлении в одну атмосферу. И щелкали фотокамеры пейзажи внизу, курсовая видеокамера передавала, с низким правда качеством, окружающие виды. Типичная аэрофотосъемка, с привязкой по местности. Вот только от взгляда на эти виды случилось такое…
Ко всякому привыкли в центрах управления, но раздающиеся от летящего в десятках миллионов километров экипажа вопли 'Боже мой!', 'Это что за…' и, тем более, '….!!!!' душевному спокойствию сотрудников точно не способствуют.
Даже трудности перевода не мешали, за прошедшие годы с чужим языком освоились, сразу пришло волнение — как будто за своих переживаем. Ну, так оно и есть, точно.
' - Здесь Хьюстон, ответьте, 'Коламбия' - в чем проблема…' - похоже, что кэпком сильно растерялся. Спрашивает, как будто в реальном времени, хотя запаздывание семь минут в одну сторону. Но астронавты не теряли времени, понимая наше беспокойство.
' - Джон, канал на линию три-б. Ли, камеру тащи, срочно! А то там внизу, думают что мы рехнулись. Да не пялься ты в экран, насмотришься еще…' - опыта Алану Шепарду не занимать, первый астронавт, обязывает.
У нас, в центре управления, связисты оперативно переключали кучу тумблеров на панели — готовясь принять картинку. Сейчас с наших зондов шла только трансляция телеметрии, нам уже известно, что все сработали штатно. Но данных пока нет, упали они в центре дневной стороны — недоступной для связи с Землей. И лишь пролетающий над планетой корабль ловил информацию, записывая основной поток на катушки носителей.
На центральном экране появилась дергающееся изображение ручной камеры, разматывая шнур летел астронавт через отсек. Затормозил, и навел ее на пульт. Это было похоже на взгляд через замочную скважину — сигнал от одной камеры шел через другую, и, выплескиваемый из остронаправленной антенны корабля пролетал миллионы километров. Пойманный тут, дома, раскиданными по всему миру ушами антенн, собирал вновь на экранах картинку. Невероятную, невозможную — но реальную. Один из наших зондов не летел свободно в атмосфере, как планировалось.