Звёздная пыль
Шрифт:
– А что ты скажешь насчёт Хазмат Мадине? – спрашивал он меня, хитро улыбаясь.
– Наверное, ничего, потому что я даже не слышал о таковом, – отвечал я ему.
Лицо его воспламенялось, словно у победителя или, скорее всего, у препода, поймавшего студента на незнании темы, и он, уже назидательным тоном, продолжал:
– Творчество этой современной и, вместе с тем, экзотической группы простирается от традиционного американского джаза первой половины двадцатого века до авангарда семидесятых годов. Это блюдо, приготовленное из смеси раннего блюза и нью-орлеанского ритм’н’блюза с хорошей приправой от афро-кубинских
Я мог только удивляться и вслух, неподдельно, восхищаться его эрудиции.
– А как тебе Snakefinger's History Of The Blues? – продолжал упиваться своими познаниями Жора.
Мне оставалось только пожать плечами, что было равносильно расписаться в своём невежестве.
Не зная этого человека, можно было предположить, что он представитель некоего аристократического общества, или, точнее, бомонда от искусства, но, ни как «вора в законе», эдакого криминального авторитета, которого боялась вся округа, включая и хозяина ресторана «Магнолия». В чём заключалась его настоящая деятельность, и чем он наводил страх на предпринимателей, рискнувших в это дикое время заняться бизнесом, я не знал, да, по правде сказать, и не хотел знать. Как бы то ни было, я проникся к нему некоторым уважением, да и с его стороны почувствовал тоже самое.
Глава 8. Разборка
В конце июня произошло событие, которое повергло меня в шок, перевернуло моё представление о человеческой жизни и о том, чего она стоит.
Играл я в ту страшную ночь с «шаровиками» – штатными музыкантами Аршаковича. В последнее время я с ними почти не расставался, так как со мной у них дела шли значительно лучше, и они сами предложили мне возможность совместной работы.
Под утро обычно в зале бывает почти пусто, не исключение было и в этот раз. Задержалась только компания Жоры, они весь вечер ждали какую-то «важную птицу», но птица эта не «прилетела», и они, изрядно нагрузившись, сидели с посоловевшими глазами. Трезвый был только Жорин охранник Степан, но и он, видимо, проглядел этот страшный момент, стоивший им всем, кроме Яйцеголового, жизни.
С нашей сцены было хорошо видно, как в ресторан через главный вход вошли четверо незнакомых людей и прежде чем Степан что-то сообразил, они вытащили оружие и открыли пальбу. Жора был сразу же убит выстрелом в затылок и его голова, мгновенно превратившаяся в кровавое месиво, упала в тарелку с салатом. Степан отпрыгнул в сторону и успел выхватить свой пистолет, но был сражён несколькими выстрелами в упор. Яйцеголовый упал на пол и полез под стол, оставляя животом кровавый след на паркете.
Все мы, как по команде, упали на пол, спрятавшись за пианино, но в нашу сторону никто не стрелял, и мы отделались лишь стрессовым состоянием, из которого не могли выйти потом несколько дней. Особенно тяжело выходила из него Марина – певичка штатного состава. В тот момент, когда началась стрельба, она упала в обморок и очнулась только тогда, когда врач подоспевшей скорой помощи поднесла к её носу вату, смоченную в нашатыре.
Эта же скорая помощь увезла Яйцеголового, как потом выяснилось,
Милиция, прибывшая через полчаса, после того, как неизвестные спокойно вышли через ту же самую дверь, что и вошли, учинила нам форменный допрос, поскольку мы, по их мнению, были главными свидетелями происшествия. Перед этим официант Костя предупредил нас, чтобы мы не давали никаких показаний, что мы и сделали, сославшись на то, что были перепуганы и прятались за пианино.
После этого ресторан несколько дней не работал, может быть потому, что пришлось там после всего этого наводить порядок, а может быть (и это, скорее всего) по морально-этическим соображениям. Аршаковича затаскали менты и прокуратура, всю неделю он пропадал в Сочи, но потом дело это прикрыли, и всё постепенно вошло в своё русло.
Музыканты, которых я, с лёгкой руки окрестил «шаровиками», после этого случая отказались работать у Аршаковича. Честно признаться, я к ним уже привык и воспринял это событие с грустью. Ко всему прочему, они унесли и аппаратуру, на которой работали и в ресторане, кроме пианино, ничего не осталось.
Аршакович пожаловался мне, что в разгар сезона остался без ансамбля, и я предложил ему ежедневные выступления нашего Jazz-club «Friday». Он скривился и напрямик спросил меня:
– Кому нужна эта музейная музыка? Я понимаю, один раз в неделю, а тут каждый день!
– Да, но вы посмотрите, сколько любителей этой старомодной музыки приходит к нам!
– Да кто приходит? В основном, шантрапа!
– Ну, не скажите! В последнее время много и солидной публики!
– Ладно, валяйте! А я, может быть, подыщу кого-нибудь.
Пользуясь моментом, я заодно спросил у него:
– Аршакович, а что будем делать с «Сельмером»?
– С каким «Сельмером»?
– Ну, этим, Жориным саксофоном?
– Оставь его себе. На память. Он же, вроде как, твой друг был.
– А может у него родственники или кто ещё… может им отдать?
– Не умрут с голоду его родственники, будь спокоен! Говорю тебе, оставь себе! Под мою ответственность!
Не скрою, что в душе я обрадовался этому подарку, хотя и получилось всё это на фоне ужасных событий.
– Ну, а кто же теперь вместо Жоры…– я не докончил фразу.
– Свято место пусто не бывает. Шакальё издалека падаль чует.
В пятницу вечером я объявил своим друзьям-музыкантам о том, что мы будем работать каждый день, кроме понедельника. Отнеслись они к этому довольно сдержано, хотя я ожидал от них совсем другой реакции. Наина по этому поводу сразу же заметила:
– А что мы будем играть?
– Как что? – спросил я её, – всё тоже и даже больше того!
– Вот именно, больше того! Мы же принципиально не играем всю эту кабацкую блатату!
– И не будем играть! – парировал я, – будем играть свою музыку! Кому не нравится – пусть поищут другой кабак!
«Хорошо, что Аршакович не слышит моих речей, – в то же время подумал я, – иначе всем нам крышка!»
– А как же без аппаратуры? – спросил очкарик (это он к тому, что его трескучий контрабас-виолончель имел электрический адаптёр, который он подключал к усилителю).
– Аршакович обещал что-то придумать.
– А когда мы начнём работать? – снова спросила Наина.
– Аршакович сказал с завтрашнего дня. С субботы.