Звездная река
Шрифт:
Дайянь говорил это и заставлял своих офицеров доводить эти слова до сведения командиров, вплоть до командиров пяти десятков, и непрерывно тренироваться. Однако в это утро опасность будет реальной. Одно дело тренироваться в казармах или защищать берег широкой реки, зная, что противнику придется переправляться под градом стрел. Другое дело – стоять на открытом месте и ждать появления всадников с первыми проблесками рассвета.
Дайянь взял себе левый фланг, а Цзыцзи отдал правый. Они все были пешими, их коней держали поодаль конюхи. Не было никакого смысла пытаться сравняться
Их лучники стояли прямо у них за спиной. Со времени своего повышения Дайянь начал набирать и обучать лучников. К лучникам относились с презрением в армии, но и саму армию презирали. Дайянь называл это безумием. «Вокруг и так хватает безумия», – подумал Цзыцзи.
Он снова посмотрел на восток. Теперь там появился бледный свет. Несколько облачков на горизонте, очень красивых. Потом взошло солнце. Он услышал топот копыт, словно наступал конец света.
Первый министр Катая знал, что он хитер, опытен и ни в коей мере не глупец. Он сделал победоносную карьеру на сложной гражданской службе Катая и поднялся на самую вершину. Это многое говорит о человеке.
Поэтому, лежа без сна в постели глубокой ночью в Ханьцзине, он пытался пройти назад по тем ступеням, которые привели их к этому моменту. Люди бежали из города толпами, покидали свои дома, взяв с собой только то, что могли унести или погрузить на тележки. Ворота еще оставались открытыми. Возможно, скоро их придется закрыть, и люди это знали.
Другие, пока это были большей частью студенты, сдающие экзамены на степень цзиньши, открыто и безрассудно говорили на тревожных улицах о том, что надо убить его и других главных советников императора. Убить их!
Император был в ужасе. Вэньцзун не покидал своих покоев. Он даже перестал гулять в своем саду (да и осень выдалась дождливая и холодная).
Как до этого дошло? Ты принял решение, которое казалось мудрым, после размышлений, после консультаций (консультации служат защитой). Потом предложил другое решение, вытекающее из первого. А потом третье, вытекающее из второго – так музыка руководит движениями в танце. Возможно, потом, в конце лета, ты выдвинул требования, несколько рискованные, но с этим риском можно было справиться, по твоему мнению, и они идеально совпадали с желанием императора вернуть потерянные префектуры.
Когда император высказывает пожелания, первый министр должен их осуществить, не так ли?
Поэтому ты начал дипломатические переговоры, выдвинул жесткие условия ради воплощения этих желаний. Ведь так и следует поступать? Особенно если вспомнить долгую историю побед Катая над грубыми, невоспитанными племенами с северо-востока.
Возможно, всего лишь возможно, что более мягкий тон, более скромные территориальные требования были бы более мудрым выбором. Но, в самом деле, кто не мудр после того, как уже все случилось?
Поэтому ты сейчас здесь, не спишь, мерзнешь и боишься осенней ночью. Интересно, уже очень поздно или очень рано? И когда наступит утро?
Он скучал по своим женам. Скучал по У Туну, хоть и по другим причинам. Собственно говоря, как понял первый министр, сидя в постели и кутаясь в одеяло в холодной
В его доме были женщины, которые могли удовлетворить его физические потребности (более или менее). Но его жены и его давний союзник очень хорошо умели слушать его, когда он размышлял вслух, а потом давали свои умные советы по поводу услышанного.
Одна жена покончила с собой. Вторую он убил. У Туна казнили – за то, что выкопал дерево. Поступок, о котором никогда бы не узнали, если бы слепой старик не вытащил его на свет. Всегда где-то рядом этот старик. Всегда кто-то рядом.
«Слишком просто жалеть себя сегодня ночью», – думал первый министр Катая. Темнота и одиночество, мрачное время перед рассветом. Вот он изо всех сил трудился на благо своего императора и империи, но делал это в одиночку, без доверенных лиц, и он беспомощен и страдает бессонницей в безлунную ночь, а алтаи приближаются. Они налетят на них, подобно чуме. Мимо разрушенной Длинной стены, через реки, через пастбища и созревшие поля. Всадники ночи.
Армии Катая у Шуцюяня дрогнули и обратились в бегство. Уже! Они узнали об этом сегодня утром, получив обдавшее ледяным холодом сообщение на крыльях. Армии, защищающей Еньлин – под предводительством того командира, которого он не любил, – грозила серьезная опасность попасть в окружение. Первый министр понятия не имел, как тот командир с этим справится, и справится ли. Первый министр не был военным, он никогда им и не притворялся.
А их армия к северу отсюда, защищающая столицу, императора и более миллиона людей, – это то самое войско, которое весной не смогло взять отрезанную Южную столицу разваливающейся, лишенной правителя империи сяолюй. С этого провала все и началось. «Валун покатился с горы, – думал он, – набирая скорость».
Он до сих пор не понимал, как они потерпели там поражение. У них было девяносто тысяч солдат. Разве все они уже разучились сражаться?
И прямо после этой неудачи алтаи, числом куда менее, чем катайская армия, в начале лета прискакали на юг и появились у ворот Южной столицы однажды на восходе солнца. Так гласили сообщения.
Их появление так напугало жителей города, что они открыли им ворота еще до заката. Без всякой борьбы! И это после того, как сяолюй дважды выезжали из города и громили войска Катая (если верить сообщениям) с унизительной легкостью.
«Это все их безнадежные командиры», – с горечью думал Кай Чжэнь в темноте. Ему показалось, что на востоке, в окне, забрезжил свет. «Это всего лишь рассвет, но не надежда», – подумал он. Что случилось с армией Катая?
Он сознавал, но старался не задумываться над этим, сколько элементов соединилось в этом вопросе. Слишком поздно для иронии. Ему слишком холодно. Он боится.
«У Тун знал бы, что делать на севере», – думал он. Хотя это, вероятно, попытка обмануть самого себя. Его старый соратник способен был справиться с восстаниями внутри Катая, разгромить крестьянских мятежников, казнить многих из них, чтобы дать урок всем сельским жителям. Но он никогда не добивался настоящей победы над варварами. Была Эригайя, было все то, что привело к Эригайе.