Звездные ночи
Шрифт:
— Самолет сгорел, — продолжала она. — Едва полуторка выехала на дорогу, случилось несчастье — заклинило мотор. Ничего нельзя было сделать. Пришлось сжечь и машину. Дальше пошли пешком. Заночевали в стогах. Утром Глаша открыла глаза — рядом стоили пожилая женщина, изумленно глядит на нее. С ума, говорит, сошли, кругом немцы, а вы в форме. Привела их на хутор, накормила, дала всем одежду. Шли от станицы к станице, немцы принимали их за местных жителей. Ночевали на хуторах, в станицах, девушки в одной хате, мужчины в другой. Утром собирались вместе, шли дальше. Однажды мужчины в условленном месте не появились. Искать их не стали, побрели дальше вдвоем по раскаленной степи. В платках, длинных юбках, босиком. У поворота дороги натолкнулись на двух немецких мотоциклистов. Один из них возился с мотором, другой стоял рядом. Увидев девушек, подошел к ним, что-то начал лопотать, тыча пухлым пальцем в узелок, который держала в руках Глаша. То ли хотел есть, то ли решил проверить, что несут. А в узелках — по куску хлеба и пистолеты. Девушки понимали, что им грозит, тем более, что вот здесь, — Мария Ивановна приложила руку к груди, — партийные билеты. Соня не растерялась. Подмигнув Глаше, развязывай, мол, узел, отвлеки внимание. Глаша, теребя узел, стала пятиться, немец подступал к ней. Соня оказалась сбоку, сделала шаг, другой и выстрелила ему в спину. Не успел он упасть, она, как молния, кинулась к другому немцу и всадила в него две пули. Побежали прочь от дороги, бежали долго, пока не выбились из сил.
Прошло несколько дней, Глаша совсем ослабела. Подошли к станице, постучались в первую хату. Хозяйка оглядела их с головы до ног, сказала: «Постойте тут». Минуты через две вернулась: «Заходите». Вошли и остолбенели: за столом сидел старший лейтенант с орденом на груди, чисто выбритый, спокойный. Как во сне. Оказалось, он и десять его бойцов выходят из окружения. Прикрывали отход батальона. Теперь, выполнив задачу, прорываются к своим. Все в форме, с оружием. У них две повозки, два пулемета. Командир не сомневался, что его отряд рассечет части наступающих немцев и соединится с батальоном. Двигались только по ночам, если встречали вражеские войска, стремительно атаковали их, прорывались…
Видя изумление девушек — они просто не верили своим глазам, — старший лейтенант усмехнулся, вынул из кармана партийный билет и показал им. Соня и Глаша показали ему свои. Рассказали о своих мытарствах. Вскоре вместе с отрядом они добрались до Моздока, который в то время еще удерживали наши войска. В пути, правда, Глаша заболела, лежала в госпитале, но теперь все это позади — Мария Ивановна немного помолчала и улыбнулась: — Желаю тебе удачных полетов.
— Я сделаю все, что в моих силах, — заверила я парторга, — чтобы оправдать доверие Родины.
— Не сомневаюсь в этом, — Мария Ивановна приблизилась ко мне, обняла за плечи. — Лейла Санфирова все время твердила, что твое место здесь. Мы тебя ждали.
— Мне бы самолет поскорее! — взмолилась я.
— Самолет будет, но когда, сказать трудно. Наберись терпения. Без дела тебя не оставим…
Вспоминая этот разговор, я думаю: наш полк возглавляли настоящие женщины. Далеко видела Мария Ивановна. Мы были беспощадны к врагам, но наши сердца не ожесточились. Кого только нет среди бывших моих однополчанок: доктора и кандидаты наук, мастера спорта, инженеры, учительницы. Все они матери…
Вечером я вместе со всеми пошла на аэродром. Командир нашей эскадрильи Дина Никулина находилась в госпитале, ее замещала Лейла. Все шло своим чередом, без суеты. Самолета были укрыты в яблоневых садах. Девушки перебросили через арыки мосты, выкатили самолеты на взлетную дорожку. Быстро, ловко, как в цирке, словно отрабатывали свой номер. Также слаженно действовали техники, подносчицы бомб, оружейницы, как мы их называли.
— Красиво работают девушки, — восхищенно сказала я.
— Да, мастерицы, — согласилась Лейла, — их бы руками подносить розы.
Самолеты взлетали один за другим. Подошла очередь Лейлы и Руфы. Помахав мне руками, они унеслись в облака.
Минуты ожидания сливаются в вечность. А вдруг… Вернулись! Подношу им по чашке горячего кофе. Они бомбят переправу у Моздока, торопятся. Едва опорожнили чашки, улетели снова.
После пятого вылета Лейла и Руфа вылезли из кабин, опаленные, как пожарники, похудевшие, изнуренные. На самолет страшно смотреть: фюзеляж прошит пулями, крылья истерзаны осколками.
— Задание выполнено, — хриплым голосом докладывала Лейла командиру полка. — Уничтожена зенитная батарея. Экипаж жив-здоров. Самолет неисправен. — И, чуть помедлив, сбивчиво добавила: — Очень сильно стреляют… Нину Распопову сбили.
— Сбили, — как эхо повторила Бершанская. — Сама видела?
— Попали в перекрестие семи прожекторов. Однако бомбы легли на цель. Но и самолет пошел вниз, заваливаясь на крыло. Прожекторы держали его в ножницах почти до самой воды. Ни огня, ни дыма не было. Всплеска не видела тоже.
— Отдыхайте, — Бершанская направилась к другому самолету.
Отдыхать мы не пошли. Занималась заря. Теплый ветерок резвился в садах, стряхивая яблоки. Просыпались птицы, в арыках еле слышно журчала вода. Мы медленно бродили возле аэродрома, ожидая, когда приземлятся последние самолеты.
Вернулись все, кроме Распоповой. Вскоре погас посадочный прожектор, а за ним и стартовые огоньки, которые светились на этот раз как-то печально.
— Пропали без вести, — слышу я чей-то негромкий, сдавленный голос.
В мозгу неотвязная идиотская мысль: я принесла несчастье эскадрилье.
Проходим мимо крайнего домика.
— Медпункт? — спрашиваю я, разглядев на двери крест.
— Да, — вздохнув, ответила Лейла. — Недавно здесь скончалась Валя Ступова. Такая была веселая всегда. Пела как соловей. От ран умерла. Понимаешь, во сне слышу ее голос. Льется откуда-то с неба. А ее не вижу…
Небольшие потери? Нет, небольших потерь на фронте не бывает. Только большие.
Ночь сто семидесятая
Днем провели открытое партийное собрание. В президиуме, за хвостом самолета — Рунт, Рачкевич, Бершанская. Повестка дня: «О новой тактике ночного боя». Докладчик — командир полка.
— Немцы приноровились к нашей тактике, — говорит она. — Значит, пора ее менять…
Новшество, предложенное Бершанской, такое: самолеты должны стартовать не поодиночке, а парами. Обычно первый самолет, снижаясь над целью с приглушенным мотором, сбрасывает бомбы без особых помех, иногда его вообще не успевают обстрелять. Экипажам, получившим задание бомбить тот же объект, стартующим позднее, приходится туго: враг встречает их яростным огнем зенитных батарей. Надо усилить мощь первого удара. У второй пары задания разные: один экипаж поражает цель, второй сбрасывает бомбы на прожекторы и огневые точки.
Гляжу на Бершанскую и жалею, что я не скульптор. Сколько силы и красоты, несокрушимой воли в ее облике!
Лейла говорила мне, что семья Евдокии Давыдовны осталась в Сталинграде. Никаких вестей из этого огненного ада, она, конечно, не получает.
Предложение командира полка одобрено. Решено изменить интервал между взлетами. Тактика бомбометания меняется постоянно. Бершанская и сами девушки придумывают все новые ухищрения, помогающие перехитрить, ошарашить врага.
После собрания мы с Лейлой прогулялись по станице. Жители, в основном старики и старухи, работали в садах, в поле. Видно, что до многого руки не доходят: не убрана кукуруза, стоят нетронутыми виноградники, сады. Народ здесь приветливый и щедрый.