Звездные ночи
Шрифт:
В одном из древнегреческих мифов рассказывается, как Фаэтон, сын Гелиоса, бога солнца, решил прокатиться по небу на огненной колеснице отца. Гелиос отговаривал юношу: дорога опасная, слева и справа подстерегают чудовища, самое страшное из них — огромный Скорпион. Кони пугаются, удержать их будет трудно, но сын настоял на своем.
Фаэтон не смог справиться с крылатыми конями, выпустил вожжи. Кони свернули с привычной дороги, покатили колесницу вниз, к земле. Покрытые лесами горы вспыхнули, закипели моря и океаны, реки испарились, земля стала трескаться. Фаэтон с пылающими кудрями пронесся по небу и рухнул на землю. Его похоронили нимфы на берегу реки Эридан. На могилу пришли сестры юноши. Боги превратили их в тополя, а слезы деревьев — в прозрачный янтарь.
Женя замолчала, поглядела на рассветное небо, будто и там искала отзвуки далекого времени. Потам заключила:
— В основе мифа, по-видимому, какое-то реальное событие, воспоминание о грандиозной катастрофе…
Я не перебивала ее, слушала, и она продолжала:
— Астрономы давно обратили внимание, что между орбитами Марса и Юпитера существует неестественно большой разрыв, нарушающий общую гармонию солнечной системы. Там должна быть планета, решили они. Направили туда телескопы и одну за другой открыли четыре планетки. Дали им имена: Церера, Паллада, Юнона, Веста. Планеты малюсенькие, самая большая — 800 километров в поперечнике. Из них только одну, Весту, можно увидеть невооруженным глазом, если точно знать, куда смотреть. Потом были открыты сотни астероидов — так стали называть эти небесные тела. Все они намного меньше «большой четверки» — просто каменные глыбы. Их очень много, как предполагают ученые, — сотни миллионов. Если их соединить, получится планета величиной с Марс. Большинство астрономов считают, что астероиды — осколки когда-то существовавшей планеты. По предложению одного советского ученого эту условную планету назвали Фаэтоном. Некоторые астероиды пересекают орбиту Земли. Один из этих скитальцев, Икар, так близко подходит к солнцу, что раскаляется докрасна. Встреча с таким астероидом очень опасна, он может пробить твердую оболочку Земли, как яичную скорлупу. Тунгусский метеорит, возможно, был небольшим астероидом. Огромные кратеры на Луне, во всяком случае часть из них, — следы падения гигантских метеоритов. На Земле подобные «раны» обнаружить трудно: она успела залечить их — промыла водой, высушила ветром, прикрыла зеленью, просто затянулись.
— Раны, которые наносит война, — сказала я, — залечить труднее. Когда-то люди сражались дубинами, убивали друг друга, но Земля почти не страдала, а теперь… Если фашистам дать волю, они изобретут такое оружие, нанесут Земле такие раны — не помогут ни воды, ни ветры, ни зелень. Рунт говорила, что Гитлер уже пугает весь мир каким-то секретным сверхоружием.
— Нас, конечно, не запугаешь, но Германию надо разгромить как можно скорее. Каждый час дорог, а наши союзнички не торопятся…
Женя вскинула голову:
— Смотри сколько самолетов.
Над станицей в лучах еще невидимого солнца в сторону Новороссийска неслись краснозвездные «Ильюшины», «Петляковы», «Яковлевы», «МиГи».
Ночь триста тридцать седьмая
Весну 1943 года военные историки назвали весной великих ожиданий. С середины апреля на всех фронтах установилось небывалое за всю войну затишье. Только в воздухе шли ожесточенные бои, да на Малой земле десантники отбивали яростные атаки немцев. Всем было ясно: после весенней паузы грянет летняя кровавая буря.
Линия фронта шла почти прямо от Ленинграда до Черного моря, лишь в одном месте на запад выдавался огромный выступ, названный позднее Курской дугой. Изучая карту, мы снова без особого труда разгадали замысел фашистского командования: нанести удары в основание выступа с юга и севера, срезать его и окружить находящиеся там советские войска. Ждали, конечно, и наступления Красной Армии — по всему фронту.
Наша стратегическая мысль снова оказалась на высоте: как потом выяснилось, Гитлер еще в середине апреля подписал приказ о проведении операции «Цитадель». Этому наступлению, говорилось в приказе, придается решающее значение, оно должно завершиться быстрым успехом. Гитлеровцы отчаянно жаждали реванша за поражение под Сталинградом, они готовы были сжечь в огненном пекле новые сотни тысяч солдат, лучшие дивизии, лучшее оружие, лишь бы снова оказаться на коне. Победа под Курском, вещал Гитлер, станет факелом для всего мира. В этом «факеле», как известно, гитлеровская «Цитадель» сгорела дотла.
Весной Советское командование поставило перед военно-воздушными силами очень важную задачу: до начала летних решающих сражений добиться господства в воздухе. Над «голубой линией», затем над другими участками советско-германского фронта разгорелись невиданные воздушные бои. За полтора месяца только в кубанском небе было сбито более тысячи немецких самолетов. Здесь сражались многие прославленные советские летчики, в том числе будущий трижды Герой Советского Союза Александр Покрышкин. Наша авиация бомбила и вражеские аэродромы. Всего с апреля по июнь гитлеровцы потеряли более трех с половиной тысяч самолетов. Приказ Верховного Главнокомандования военно-воздушные силы выполнили: господство в воздухе было завоевано, в дальнейшем оно неуклонно возрастало и к концу войны стало подавляющим.
Лейле отдали резервный самолет. Она с Руфой, я с Женей и еще два экипажа получили задание нанести удар по одному из отдаленных аэродромов противника. Охранялся он усиленно: много зениток, пулеметов, больше десятка прожекторов, но ночью его не бомбили, так что рассчитываем на внезапность.
Первая пара, планируя, заходит на цель. Мы различаем силуэты самолетов. Сейчас они сбросят САБы, И вдруг внизу вспыхнули две цепочки огней… Взлетная полоса! По таким сигнальным огням поднимаются и садятся самолеты. Я вижу темную громаду бомбардировщика, выруливающего на старт. «Хана тебе, голубчик, — мелькнула мысль. — Отлетался». САБы нам не понадобятся…
Четыре бомбы отделились от самолета Лейлы. Они еще в воздухе, а из кабины штурмана вываливаются одна за другой зажигалки — термитные бомбочки, начиненные смесью, которая при взрыве дает температуру три с половиной тысячи градусов.
Всплески огня, взрывы. Вспыхнули прожекторы, заработали зенитные пушки, но их снаряды рвутся где-то высоко в облаках. Чтобы исправить ошибку, изменить прицел, зенитчикам потребуется не меньше минуты, нас это вполне устраивает.
Аэродром — как на ладони. Видны самолеты, укрытые в капонирах. Не один и не два. Я отсчитываю про себя секунды, жду желанного возгласа Жени «Пошли!». Время тянется долго, мучительно долго.
Наконец дождалась. Дав полный газ, я проношусь между голубоватыми, рассекающими ночь смерчами, жду, что Женя крикнет: «Попали!» Но она молчит, хотя внизу грохочут взрывы, бушует пламя. Гляжу в зеркало — она копошится в кабине, как белка в дупле.
— Ты чего вертишься?
— Не могу найти…
— Что?
— Бомбу!
Самолет летит сквозь рой трассирующих пуль, каждая из них — как маленькая шаровая молния. Луч прожектора полоснул сзади, у меня похолодела спина. Вырваться из этого ослепительного яркого тоннеля, ведущего прямо на тот свет, пока не удается.
— Нашла! — в голосе Жени такая радость, словно она обнаружила осколок Тунгусского метеорита. — У-у, проклятая…
Термитная бомбочка полетела за борт. Я резко взяла ручку на себя — самолет устремился вверх. А внизу неожиданно раздался адский грохот, вспышка озарила, как мне показалось, всю «голубую линию». Воздушная волна подхватила «По-2», и он, содрогаясь, взлетел к звездам, как скоростной истребитель, сам Покрышкин позавидовал бы такому маневру. Немцы нас потеряли. Как говорит Лейла, мы улизнули, сверкнув пятками.