Звёздные войны. Последствия. Конец Империи
Шрифт:
«Костик!»
Солдаты открывают огонь, но Костик действует гораздо быстрее. Схватившись за поручень с краю кабины, он спрыгивает вниз и ловко, точно обезьящерица, приземляется на песок. Бластерные разряды пронизывают пространство, где только что был дроид, который в диком танце прыгает по песку, уворачиваясь от каждого обжигающего луча. Он выбрасывает вперед руки, из которых торчат клинки.
Костик принимается за работу. Вибролезвие с хрустом вонзается под шлем командира, который, судорожно дернувшись, роняет бластер. Модифицированный боевой дроид В1 вертится вокруг продолжающего стоять трупа, словно вокруг шеста, отбрасывая назад когтистой ногой солдата
Небритый ревет экипажу AT-ST, чтобы стреляли, и шагоход действительно стреляет — раскатистые разряды из его пушек бьют в песок, едва не задев дроид, который валится на спину, раскинув конечности. Последний солдат поднимает винтовку, собираясь выстрелить в Костика, и Теммин бросается к нему. Атака его неуклюжа и незатейлива, но солдат без шлема не обращает на него внимания — Теммин бьет его в висок бластером, и тот падает, как подрубленное дерево. Уфф!
Костик вновь поднимается на ноги, уворачиваясь от пушек AT-ST, — машина отслеживает дроид, но голова ее поворачивается слишком медленно, а дроид чересчур проворен. Механический телохранитель Теммина возвращается туда, где он приземлился, и взбирается по ноге шаго- хода, лязгая металлом о металл, пока вновь не оказывается наверху.
Скрежеща сервомоторами и визжа пневматикой, дроид в буквальном смысле откручивает люк в башню AT-ST, отшвырнув в сторону, а затем ногами вперед неслышно проскальзывает в кабину шагохода.
Слышится звон и грохот. Шагоход слегка раскачивается вперед и назад. Проходит не больше десяти секунд, прежде чем Костик появляется снова. На нем открытый шлем водителя, перед линзами-объективами болтаются черные защитные очки.
Привет, хозяин Теммин.
Теммин с облегчением падает на колени.
Костик, как же мне тебя не хватало, дружище!
Мне тоже тебя не хватало. Я совершил наси...
Внезапно верхняя часть шагохода взрывается огнем
и обломками. Теммина опрокидывает на спину, ударная волна выбивает из него весь воздух. Отогнав дым от лица и смахнув песок с глаз, он видит стоящий на том же месте шагоход...
Но теперь от него осталось лишь две ноги. Кабина раскрыта, как металлический цветок с почерневшими дю- растальными лепестками.
Костика нигде не видно.
«Костик... Нет, Костик, нет!..»
Теммин отчаянно кричит, не в силах понять, что произошло. Неужели шагоход сдетонировал сам по себе? Или дроид сделал что-то такое, отчего тот взорвался?
Но затем над головой с ревом проносятся два А-ис- требителя.
Вот кто расстрелял шагоход.
Вместе с Костиком.
Теммин ползет на четвереньках, пытаясь отыскать детали своего дроида. Он находит оплавленные конечности, заклепки и металлические осколки, но больше ничего — ни черепа, ни программной материнской платы. Он зачерпывает ладонями песок, но тот утекает сквозь пальцы, не оставляя ни следа. Костик спас Теммину жизнь, и теперь его больше нет. Его лучший друг превратился в мусор.
Теммин прижимается лбом к горячему песку и рыдает.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЁРТАЯ
— Ты не обязан этого делать, — говорит Кондер.
И все же, видимо, придется, — с несчастным видом вздыхает Синджир. — Работа есть работа, и... боги, я только что взялся за новую работу. Что со мной не так?
Оба стоят перед ганойдианской яхтой сенатора Тол- вара Вартола. К счастью, он снова на Чандриле и им не нужно совершать прыжок на эту унылую фермерскую планету
С сомнением выпятив губы, Кондер приподнимает бровь и упирает руки в бока:
Да я не конкретно про этот момент. Я имел в виду... вообще. Работу, Чандрилу, меня.
Тебя? Не понял.
Тебя ведь никто не заставляет оставаться со мной. Судьба снова свела нас, и... в общем, мы вовсе не обязаны...
И все-таки мы вместе. — Синджир нежно ласкает пальцами бородатую щеку Кондера, а затем резко по ней похлопывает. — Дорогой мой дурачок, все то время, что мы были порознь, я думал, насколько же тебя ненавижу, а ненавидел потому, что любил. На самом деле даже слишком любил. Не представляю, как описать мои чувства к тебе. Примерно как... — Синджир строит гримасу, будто только что пососал грязный палец. — Обычно это не про меня, но сейчас я понял, что несу какую-то чушь. Тут следует доверять не разуму, а сердцу. Я хочу того, чего хочу. А хочу я вида на пляж, холодный стакан с чем-нибудь покрепче и тебя. Тебя, тебя, тебя, мой чудный небритый глупыш. Так что если для этого я должен стать чуть более респектабельным и поступить на службу к нашему многоуважаемому Канцлеру, значит так тому и быть.
Ты не слишком похож на того, кто готов осесть на одном месте.
Синджир закатывает глаза с такой силой, что опасается, как бы они не вывалились из глазниц.
Ха! А кто сказал, что я готов осесть на одном месте? Это так скучно. Осесть на одном месте — значит уподобиться слизняку-хатту. Я пытаюсь где-нибудь осесть со времен Эндора — если честно, обычно у барной стойки. Ты, эта работа, эта жизнь — вроде горы, на которую я намерен вскарабкаться до самой вершины.
Кондер усмехается, и Синджир тут же разрушает его усмешку крепким поцелуем, обхватив хакера за голову и привлекая его к себе.
Что ж, ладно, — говорит Кондер.
Что ж, ладно. — Синджир снова поворачивается к кораблю. — Пожалуй, пора за дело.
У его ног стоит корзинка с плодами пта, чей вид в очередной раз напоминает ему, насколько он восхищается Канцлером — вовсе не из-за ее организаторских способностей, которые в любом случае достойны похвалы, но из-за язвительности, что скрывается за этой ширмой из
скучных белых одежд. Она воистину потрясающая представительница человеческого рода, и он надеется, что у них сложатся долгие и захватывающие профессиональные отношения.
Мне все-таки кажется, что у Толвара грязные руки.
Ничего не могу сказать насчет его чистоплотности.
Я не об этом — мне кажется, он продажен.
Конечно продажен, — пожимает плечами Синджир. — Он же политик.
Помнишь жучка в дроиде Леи? Это он его подсадил. Я не нашел доказательств, но именно он извлек пользу из полученной информации. Это наверняка он, Синджир. Я знаю.
Подозреваю, что так оно и есть. Он воспользовался информацией, чтобы добиться политического преимущества, а не ради чего-то криминального. Оришены отличаются чрезмерным благородством, они повернуты на патологическом чувстве чести. Что-то там насчет самопожертвования, суровые рассказы отцов сыновьям о том, как тяжела жизнь. — Синджир неожиданно усмехается. — Хотя, как по мне, имена у них идиотские. Толвар Вартол. Вендар Дарвен. Тим-Там Там-Тим. Можно было придумать и что-нибудь пооригинальнее.