Звездный час адвоката
Шрифт:
– Кольцо – это ерунда, – сказала я, вспомнив о своем золотом обручике, небрежно брошенном сейчас в шкатулку с побрякушками. – Вас связывали… отношения?
– Ольга мне нравилась, – сказал он. – Я даже пытался приударить за ней. Мы пару раз встречались, и в какой-то момент мне показалось, что все может сложиться… Но – нет! Она – замечательный друг, привлекательная женщина, и… все!
– Все? – недоверчиво спросила я.
Он развел руками.
– Говорю как на духу. Я устал от драм. Мне кажется, я всю жизнь ждал только тебя…
Следующие несколько месяцев были тем идиллическим временем, когда мы жили, не сверяясь с часами. Встречаясь в крохотной квартирке, которую он снимал на окраине,
В каком-то смысле мы оба оказались заложниками наших отношений. Мы не могли свободно ходить по городу, встречаться с друзьями, сидеть в кафе. В этой маленькой комнате протекала вся наша жизнь. Пытаясь сгладить холостяцкую запущенность квартиры, я принесла красивое постельное белье, поставила на журнальный столик вазу. Он подарил мне красивые домашние туфли с забавными меховыми помпонами и халат. Мы завесили окна тяжелыми шторами, так что иногда трудно было понять, ночь сейчас или день. Но пластмассовый будильник, громко тикая, все же выдавал ход времени, и, когда стрелки подходили к восьми, я знала, что пора собираться.
– Прощай! – говорила я, стараясь не разрыдаться.
– Перестань, – утешал он меня. – Завтрашний день придет очень скоро…
А дома меня ждал муж, горячий ужин на столе и два долгих часа, которые я проведу с ним, прежде чем лечь в постель. Ботаник ни о чем не догадывался или, быть может, старательно делал вид, что ничего не замечает. Вечерние отлучки я списывала на занятия в спортивном клубе, ради чего мне пришлось даже приобрести форму. Итак, в кроссовках, тренировочном костюме и куртке, с сумкой через плечо, я покидала дом только для того, чтобы через несколько часов вернуться. Я казалась немного нервной, уставшей после долгих интенсивных упражнений в чужой постели, но удовлетворенной. Самое странное, что моя физическая форма от связи на стороне только выиграла. Я немного похудела и стала выглядеть гораздо свежее. Во всяком случае, так говорили мне мои коллеги. Быть может, они замечали, что глаза, в которых раньше не было даже искры радости, а только пепел, стали вдруг яркими и живыми. Губы, которые раньше складывались в бледную тонкую полоску, стали вдруг соблазнительно припухлыми, словно готовыми к поцелую. На моих бледных щеках все чаще играл румянец, и я находилась в такой гармонии с жизнью и с самой собой, что мне беспрестанно хотелось петь и смеяться.
Единственным облачком на моем небосводе бесконечного счастья были еженедельные визиты моей подруги. Терпеть их было выше моих сил, но не могла же я указать Ольге на дверь! Хвала создателю, что она была не похожа на всех известных мне женщин и мне не приходилось часами выслушивать ее жалобы.
– У Ояра кто-то есть, – сказала она кратко, констатируя факт.
– Почему ты так решила? – спросила я, замирая.
Она горько вздохнула:
– Ты же знаешь, женщины это чувствуют сердцем. Он стал вдруг каким-то неприступным. Я его просто не вижу. Ребята говорят, что он забросил тренировки.
– Ну, это еще ничего не значит, – сказала я.
– Да нет, детка. Этому должна быть причина. Но ты же знаешь мужчин, у них все примитивно. Ищите женщину…
Конечно, мне было жаль ее, но, видит бог, я ничем не могла ей помочь. В борьбе за личное счастье нет и не может быть подруг. Они нам становятся нужны только тогда, когда все идет наперекосяк. У меня же все складывалось удачно, и Ольга становилась на моем пути досадной помехой.
Иногда мы с Ояром позволяли себе редкие бесшабашные выезды в город, где в кинотеатре, купив билеты на последний ряд, целовались как сумасшедшие, или, спрятавшись
– Нам придется скоро расстаться. Ненадолго.
– Как?! – вскрикнула я, пораженная в самое сердце. – Ради всего святого, почему?
– Мне пора в экспедицию. Ты должна это понять.
– И сколько продлится это «ненадолго»? – спросила я, уже предчувствуя катастрофу.
– Не более месяца, – ответил он, а мне показалось, что я оглохла и ослепла одновременно. Целый месяц! Что я могла ему сказать, если даже несколько часов его отсутствия казались мне пыткой?
– Ты не можешь так со мной поступить. Ты же любишь меня!
– Я люблю тебя, но я люблю еще и горы.
Ах, эти горы! Вот когда я возненавидела их лютой ненавистью. Проклятые снежные вершины, которые как магнитом тянут к себе наших мужчин, оставляя нас у своего подножья, слабых и смиренных!
– Я пойду с тобой, – заявила я, и внезапно мне стало весело. Что может быть проще – взять отпуск за свой счет, объяснив окружающим, что пребывание в горах необходимо мне для написания книги? Это будет даже забавно! Никому не придет в голову подозревать меня, а я целый месяц смогу провести с Ояром в замечательных местах, где мне не приходилось бывать.
– Не говори ерунды! – сказал он. – Туда идут профессионалы. Новичкам там не место. Мне некогда будет подтирать твои сопли.
Ах, вот оно что!
– А Ольга пойдет с тобой? – спросила я.
– Да. Она идет. Но вовсе не со мной, а сама по себе.
– Значит, там вы будете рядом?
– Да, но это ничего не значит, – сказал он, притягивая меня к себе. – Вот увидишь, экспедиция закончится, и я опять буду с тобой.
Не помню, как пережила я этот месяц. Дав себе слово быть мужественной, я планировала завершить давно заброшенную книгу, поправить дела на работе, где на меня уже стали поступать жалобы. Но стоило ему захлопнуть дверь, уйдя в ночь, как я села на пол и просидела так два часа, пока, наконец, не вспомнила, что меня ждут дома. Ботаник не доставал меня расспросами, двигался почти бесшумно, прислуживая мне, как самая лучшая, вышколенная горничная. А я, свалившись в постель, так и провалялась в ней несколько суток, жалуясь на неопределенные недомогания – то ли в области сердца, то ли в области головы. Зажигая по вечерам в кабинете свечу, я рассеянно смотрела на кипу листов с поправками для новой книги, и мне хотелось, поднеся к ней огонь, мигом подпалить весь этот бумажный мусор, превратив его в горстку пепла. Я начала курить, к ужасу моей мамы, и находила в этом какое-то странное удовлетворение, как подросток, который делает что-то из чувства противоречия. А однажды, в присутствии каких-то наших знакомых, я на спор выпила стакан водки. Они хлопали в ладоши, не веря своим глазам, и только ботаник смотрел на меня так, словно понимал, зачем я это делаю. Понятное дело, я не стала ему исповедоваться, да и что могла бы сказать блудная жена своему верному мужу?
Дни длились, словно им не было конца. Недели тянулись, как месяцы, и мне казалось, что лицо мое покрылось морщинами от слез, а он не возвращался. Истекали все назначенные сроки, я казалась взвинченной до предела, все валилось из рук. Я стала такой нервной, что обычный телефонный звонок ввергал меня в ступор. Мне казалось, это звонит он. И вот однажды, когда на вишни за окном уже опустился непроглядный туман, к моему дому подъехала машина. Я была так неосторожна, что, игнорируя изумленный взгляд ботаника, в чем была, в халате и домашних тапочках, выбежала на крыльцо. Но я ошиблась. Там меня ждал не Ояр…