Звездный двойник
Шрифт:
Всё это, кроме первой фразы, принадлежало Бонфорту, я лишь постольку-поскольку примеривался к обстановке.
— Ладно, ладно, это ты избирателям рассказывай, — буркнул Виллем. — Я только спросил.
Он снова взял со стола список:
— Так ты уверен, что здесь все на своих местах?
Я потянулся за листом, он передал список мне. Чёрт его знает, это же ясный намёк на непригодность, по его мнению, Брауна! И Конституция не нарушена… Однако, клянусь всем запасом угля в пекле, не мне же менять что-либо в списке, составленном Роджем и Биллом!
С другой стороны, не Бонфорт же его составил! Они считали, что Бонфорт составил бы его так, будучи in compos mentis [31] …
Мне
Я взял со стола Виллема ручку, вычеркнул из списка Брауна и печатными буквами — имитировать почерк Бонфорта я всё ещё не рисковал — вписал: «де ла Торре». Император сказал просто:
— Вот теперь ты, сдаётся мне, собрал крепкую команду. Удачи, Джозеф. Она тебе здорово пригодится.
31
Compos mentis — латинская формула, означающая то же, что наше привычное: «будучи в здравом уме и трезвой памяти», то есть будучи вполне дееспособным.
На этом аудиенция завершилась, но повернуться и уйти я не смел. Нельзя же так вот покидать короля; эту прерогативу они за собой сохранили. Виллем захотел показать мне свою мастерскую и новые модели поездов. Похоже, он сделал для возрождения этого старинного хобби больше, чем кто бы то ни было, но всё же, на мой взгляд, игрушки — не для взрослого человека. Однако его последнее произведение — игрушечный локомотив для экспресса «Королевский Шотландец» — я вежливо расхваливал до небес.
— Сложись всё по-другому, — император преклонил колени и запустил обе руки в двигатель игрушки, — я стал бы неплохим управляющим магазина игрушек, или старшим машинистом. Но… Обстоятельства рождения сильнее нас.
— И вы, Виллем, серьёзно предпочли бы такую работу нынешней?
— Не знаю. Здесь тоже не плохо: времени занимает мало и платят сносно, да и социальное страхование — по первому классу. Возможные революции я в расчёт не беру — в смысле них нашему семейству всегда везло. Правда, скучна работёнка, по большей части. Любой заштатный актёр справился бы.
Он окинул меня быстрым взглядом:
— Тебя-то я избавлю от всяких там закладок первого камня или приёма парадов, сам понимаешь.
— Понимаю и ценю.
— Первый раз за долгие годы у меня есть шанс подтолкнуть всё на верный путь — то есть, на тот, который я считаю верным… Царствовать — вообще очень странное занятие, Джозеф. Предложат — не соглашайся!
— Боюсь, поздновато мне, даже если б и захотел.
Он что-то поправил в игрушке.
— В действительности, нужен я для того, чтоб не дать тебе свихнуться, Джозеф.
— К-как?
— Именно так. Должностной психоз — профессиональная болезнь правителей. Мои коллеги из прошлого — те, кто на самом деле правил, — все были малость «того». А взять ваших президентов — такая работа частенько уже в первый срок приводила к смертельному исходу. Но я-то подобных вещей не касаюсь, за меня работают профессионалы — вот ты, например. Но ты не чувствуешь убийственного гнёта власти, потому что сам, или кто другой на твоём месте, всегда можешь слинять по-тихому, пока ещё не слишком явно пахнет керосином. А старик-император (он всегда — старик, обычно мы добираемся до трона к среднему пенсионному возрасту) — он никуда не денется, во-от он, тут, как символ государства
Мы ещё немного побеседовали о его железнодорожных забавах и вернулись в кабинет. Ну, теперь-то настала пора меня отпустить?!
Император будто прочёл мою мысль:
— Ладно, хватит, пожалуй, отрывать тебя от дел. Перелёт был очень утомителен?
— Да нет. Работал всю дорогу.
— Я думаю… Вы, собственно, кто такой?
Допустим, фараон вдруг хватает вас за плечо. Или под ногой вместо следующей ступеньки — пустота. Или вас застаёт в своей постели вернувшийся не вовремя муж. Сбивайте свой коктейль из всех этих потрясений — не глядя отдам за него мои чувства в этот момент! Я изо всех сил постарался ещё сильней походить на Бонфорта:
— С-сэр?..
— Да сидите, сидите, — нетерпеливо бросил император. — В силу занимаемой должности я многое могу простить. Только не врите! Я уже час как знаю, что никакой вы не Бонфорт, хотя даже мать его одурачили бы. Жесты точь-в-точь его. Так кто вы такой?
— Меня зовут Лоуренс Смит, Ваше Величество, — убито ответил я.
— Выше нос, парень. Я уже сто раз мог позвать охрану, если б захотел. Ты здесь, надеюсь, не по мою душу?
— Нет, сэр. Я верен Вашему Величеству.
— Оригинально же ты эту верность выражаешь… Ладно, садись, наливай себе. И рассказывай.
И я рассказал ему всё. По времени вышло гораздо длинней, чем одна порция выпивки, и под конец мне полегчало. Узнав о похищении, император пришёл в ярость, но стоило мне поведать о насилии над сознанием Бонфорта, лицо Виллема стало подобно маске разгневанного Юпитера. Наконец он тихо спросил:
— Значит, он поправится на днях?
— Доктор Чапек так говорил.
— Ты не позволяй ему работать, пока не вылечится до конца, ладно? Этому человеку цены нет, понимаешь? Он стоит полудюжины таких, как мы с тобой. Продолжай представление, сынок, дай ему прийти в себя. Он нужен Империи.
— Да, сэр.
— Оставь ты это «сэр»! Раз уж замещаешь его, так и зови меня Виллемом. Знаешь, на чём ты попался?
— Нет, с… нет, Виллем.
— Он уже двадцать лет, как зовёт меня Виллемом — и на «ты». И я очень удивился, когда он в личной беседе, хоть и по государственному вопросу, перестал меня так называть; но ещё ни о чём не подозревал. Хоть и было в тебе нечто, наводящее на размышления. Потом мы пошли смотреть поезда — и всё стало ясно!
— Простите, но как?!
— Ты был вежлив, дружок! Он много раз видел мою железную дорогу, и всегда становился груб до невозможности! Считал, что взрослому человеку не пристало заниматься такими глупостями. Со временем это превратилось в маленький спектакль, который нам обоим доставлял громадное удовольствие. Мы просто наслаждались!
— О, я не знал…
— Откуда же ты мог знать?
Я подумал, что — как раз было откуда. Этот проклятый ферли-хран… Только потом до меня дошло, что архив ни в чём не виноват. Он создавался как памятка о людях не слишком известных, а императора трудно к таковым отнести! Естественно, Бонфорту не было нужды записывать подробности знакомства с Виллемом! Заметки о своём повелителе, да ещё деликатного свойства, он счёл бы попросту неприличными; тем более — в досье может сунуть нос любой клерк. Ошибка была неизбежна. Если бы я и догадался обо всём раньше — досье всё равно не стало бы полнее.