Звездный единорог. Пьесы
Шрифт:
Подайте мне тарелку. Я буду есть и смотреть на моего теперешнего мужа.
Ей подают тарелку и бутылку вина. Слышится крик осла, и в залу втаскивают
Старого Попрошайку.
Епископ. Наконец-то попался мошенник. Он сумел всех обмануть, ведь его все считали Гласом Божьим. Как будто без его помощи корона не могла быть водружена ни на чью голову. Очевидно, что он заговорщик и был уверен, будто вас убили. И все еще уверен. Посмотрите, какой у него стеклянный взгляд. Однако, как бы он ни строил из себя сумасшедшего, это ему не поможет.
Премьер-министр. Тащите его в тюрьму, а утром мы его повесим. (Трясет
(Громко.) Мы повесим его утром.
Септимус. Она – моя жена.
Премьер-министр. У нее на голове корона, и с этим ничего не поделаешь. Клянусь сном Адама, мне придется взять эту женщину в жены. Так повелел оракул.
Септимус. Она – моя жена, моя плохая, легкомысленная жена.
Премьер-министр. Схватите этого человека. Он поносит ее величество. Вышвырните его за пределы королевства и всю его труппу с ним вместе.
Десима. И пусть он не возвращается под страхом смерти. Он плохо поступил со мной, и я не желаю его видеть.
Премьер-министр. Уведите его.
Десима. Доброе имя мне дороже жизни, но я бы повидала Актеров, прежде чем их изгонят из королевства.
Премьер-министр. Проклятый сон Адама! Что еще она задумала? Привести Актеров!
Десима (играя маской сестры Ноя). Мои верные подданные должны простить меня за то, что я скроюсь под маской... Мое робкое лицо еще не привыкло к свету дня. Кстати, мне будет приятно, если его преосвященство поможет мне надеть маску и завяжет шнурки.
Премьер-министр. Пришли Актеры.
Входят Актеры, кланяются новой королеве.
Десима. Они должны были представить пьесу, но вместо этого пусть лучше попляшут, и не забудьте богато их вознаградить.
Премьер-министр. Как пожелает ваше величество.
Десима. Вы будете изгнаны из королевства. И не смейте возвращаться сюда под страхом смерти. Но для ваших кошельков урона не будет. Обещаю. Только одного я не смогу вам возместить. Вы потеряли ведущую актрису. Не тужите о ней. Она плохая, своенравная, злая женщина и себе на погибель ищет мужчину, о котором ничего не знает. Ей вполне подходит эта дурацкая, смеющаяся маска! Ну же, пляшите!
Актеры пляшут, а она время от времени восклицает: "Прощайте, прощайте! " или "Прощайте навсегда! " и бросает им деньги.
КОНЕЦ
Воскрешение 1931
Посвящается Джанзо Сато
Иудей
Сириец
Грек
Христос
Три музыканта
Еще не дописав пьесу до конца, я понял, что интересующая меня тема, возможно, сделает ее неподходящей для постановки в большом театре Англии или Ирландии. Поначалу сцена представлялась мне обычной: занавешенные стены, окно, дверь сзади и еще одна, занавешенная, дверь слева. Потом я это изменил и вдобавок написал песни для исполнения во время открытия и закрытия занавеса, так что теперь пьесу можно играть в студии или в гостиной, как мои пьесы для танцоров, или в зале "Пикок" {Камерный зал в театре Аббатства
(Дублин), предназначавшийся для постановки экспериментальных пьес.} перед особо избранной публикой. Если играть ее в зале "Пикок", то музыканты могут петь первую и заключительную песни, открывая и закрывая занавес на просцениуме; тогда как вся сцена ограничена занавесами с входом-выходом слева. Во время действия музыканты сидят справа от публики, а в театре "Пикок" – на ступеньке, отделяющей сцену от зала, или сбоку на просцениуме.
I
Я видел: дева, не склонив чела,Смерть бога Диониса зрела строго,Живое сердце вырвала у богаИ на ладони сердце унесла.Кровавой той и страшною пороюШли музы вслед за Девой неземнойИ пели "Магнус Аннус" той весной,Как будто бога смерть была игрою.II
Другая Троя встанет высоко,Вновь будет ворон павшими кормиться,И вновь к заветной цели устремится,Раскрасив гордый нос, другой "Арго".И будет Рим имперские браздыВ дни мира и войны ронять от страха,Едва из горнего услышит мракаГлас грозной девы и ее Звезды.На сцене Иудей с мечом или с копьем. Музыканты негромко стучат на барабанах или гремят трещотками; слева, из публики, входит Грек.
Иудей. Ты разведал, что там за шум?
Грек. Да. Спросил у раввина.
Иудей. И тебе не было страшно?
Грек. Откуда ему знать, что я христианин? На мне убор, привезенный из Александрии. Он сказал, что на улицы с трещотками и барабанами вышли приверженцы бога Диониса и что в их городе никогда такого не случалось, поэтому римские власти напуганы и не желают вмешиваться. Дионисийцы уже побывали в поле, разорвали на куски козла, напились его крови и теперь рыщут по улицам, как стая волков. Толпа в ужасе от их жестокости, поэтому бежит от них или, что больше похоже на правду, так занята охотой на христиан, что на другое у нее нет времени. Я уже повернулся, чтобы уйти, но раввин окликнул меня и спросил, где я живу. А когда я сказал, что за городскими воротами, то он поинтересовался, правда ли, будто мертвые восстали из могил.
Иудей. У нас хватит сил на несколько минут задержать толпу, чтобы Одиннадцать успели убежать по крышам. Пока я жив, никто с улицы не ступит на эту узкую лестницу, а потом мое место займешь ты. Куда подевался Сириец?
Грек. Я встретил его возле самой двери и послал с поручением. Он скоро вернется.
Иудей. Троих немного для предстоящего нам дела.
Грек (глядя на проход слева). Что они делают?
Иудей. Пока тебя не было, Иаков достал из мешка хлеб, а Нафанаил отыскал мех с вином. То и другое они положили на стол. У них ведь давно не было ни крошки во рту. Потом они стали тихонько разговаривать, и Иоанн вспомнил, как в последний раз ел в этой комнате.
Грек. Тогда их было тринадцать.
Иудей. Он рассказал, как Иисус разделил между ними хлеб и вино. Пока Иоанн говорил, все молчали, никто не ел и не пил. Иди сюда и всех увидишь. Возле окна Петр. Он уже давно стоит там, опустив голову на грудь, и ни разу не пошевелился.
Грек. А правда, что, когда солдат спросил Петра, не ученик ли он Иисуса, Петр сказал "нет"?
Иудей. Да, правда. Я узнал от Иакова. А ему и другим рассказал сам Петр. Они все испугались тогда. Не мне их винить. Вряд ли я был бы храбрее. Все мы похожи на псов, потерявших хозяина.