Звездный единорог. Пьесы

Йетс Уильям Батлер

Все, за исключением Джона Корбета и миссис Хендерсон, уходят.

Джон Корбет. Я понимаю, миссис Хендерсон, что вы устали, но мне необходимо с вами поговорить. Меня необыкновенно взволновало то, что я услышал. Это подтвердит вам, как я доволен, совершенно доволен. (Кладет на стол банкноту.)

Миссис Хендерсон. Фунт стерлингов. Еще никто не давал мне больше десяти шиллингов. Да и сеанс был неудачным.

Джон Корбет (садится рядом с миссис Хендерсон). Когда я говорю, что доволен, это не значит, будто вы убедили меня в существовании духов. Предпочитаю считать, что вы сами все придумали, значит, вы замечательный ученый и не менее замечательная актриса. В моей научной работе я исследую все известные объяснения свифтовского безбрачия и доказываю, что выбранное вами объяснение единственно возможное. Но все же мне хотелось бы кое о чем спросить у вас. Свифт был самым выдающимся человеком эпохи, когда самонадеянный разум освободился от предрассудков. Но он провидел и будущую трагедию.

Он провидел Демократию и, по-видимому, боялся ее. Неужели из-за этого страха он отказался от детей? Он был болен? Или такой разум сам по себе болезнь?

Миссис Хендерсон. О ком вы говорите, сэр?

Джон Корбет. О Свифте, конечно же.

Миссис Хендерсон. О Свифте? Но я не знаю никакого Свифта.

Джон Корбет. Не знаете Джонатана Свифта, чей дух, как я понимаю, посетил нас сегодня?

Миссис Хендерсон. Дух? Тот грязный старик?

Джон Корбет. Он не был ни старым, ни грязным, когда его любили Стелла и Ванесса.

Миссис Хендерсон. Просыпаясь, я видела его очень ясно. На нем была грязная одежда, а все лицо покрывали фурункулы. Из-за какой-то болезни один глаз раздулся и был похож на куриное яйцо.

Джон Корбет. В старости он действительно стал таким. Стелла к тому времени уже давно умерла. Он обезумел, и друзья покинули его. Человек, который должен был за ним ухаживать, бил его, чтобы держать в повиновении.

Миссис Хендерсон. Молодость быстро проходит. Не успеешь оглянуться, а старость уже тут как тут. Ужасно, когда разум покидает тело, спаси Господи.

Доктор Тренч (стоит в дверях). Пойдемте, Корбет. Миссис Хендерсон устала.

Джон Корбет. До свидания, миссис Хендерсон. (Выходит вместе с доктором Тренчем.)

Все присутствовавшие на сеансе за исключением мисс Маккенна, которая вернулась в свою комнату, идут к входной двери. Миссис Хендерсон считает деньги, достает из вазы на каминной полке кошелек и кладет в него деньги.

Миссис Хендерсон. Как же я устала! Пожалуй, надо выпить чаю. (Находит заварочный чайник и ставит на огонь чайник с водой, после чего сидит, ссутулившись, возле очага, но вдруг поднимает вверх руки и считает свои пальцы, говоря голосом Свифта.) Пять великих министров, которые были моими друзьями, ушли в небытие, десять великих министров, которые были моими друзьями, ушли в небытие. Мне не хватит пальцев сосчитать великих министров, которые были моими друзьями и ушли в небытие. (Миссис Хендерсон вздрагивает и просыпается. Говорит своим голосом.) Куда запропастилась чайница? А, вот она. И где-то тут должны быть чашка и блюдце. (Находит блюдце.) А где чашка? (Без толку бродит по сцене и через некоторое время, после того как блюдце падает на пол и разбивается, говорит голосом Свифта.) Да будет проклят день, когда я родился!

КОНЕЦ

Смерть Кухулина 1939

Действующие лица:

Кухулин

Эйтне Ингуба

Айфе

Эмер

Морригу, богиня войны

Старик

Слепец

Слуга

Певец, Флейтист, Барабанщик

Сцена. Пустые подмостки без примет какого-то определенного времени. Старик смотрится так, словно явился из древнего сказания.

Старик. Меня попросили написать пьесу под названием "Смерть Кухулина", последнюю в серии пьес о его жизни и смерти. Попросили же меня, потому что я допотопный старик и замешан на той же отжившей романтике, что и эта пьеса. Стар я так, что давно забыл имена отца и матери, если только я в самом деле не сын Тальма {Тальма Франсуа Жозеф (1763-1826) – французский актер.}, как мне нравится думать; Тальма тоже был стариком, друзья и приятели которого все еще читали Вергилия и Гомера. Когда мне сказали, что я могу сочинять, как хочу, я написал на газетном клочке пару основных положений. Меня бы устроила аудитория в пятьдесят или сто человек, но если вас больше, то прошу не шаркать ногами и не переговариваться, когда актеры будут произносить свои реплики. Так как я писал пьесу для людей, которые мне приятны, уверен, что в наш продажный век таких не может быть больше, чем было на первом представлении "Комуса" Мильтона. Мои зрители наверняка знают старые сказания и пьесы мистера Йейтса на сюжеты ирландских легенд, ведь как бы ни были они бедны, у них есть свои библиотеки. Если же сегодня пришло больше ста человек, то среди них обязательно найдутся люди, образовывавшие себя в разных книжных и им подобных сообществах, то есть лжеученые, воры-карманники, самонадеянные твари. Почему карманники? Я объясню, вы поймете.

За сценой слышатся барабан и флейта, потом опять наступает тишина.

Наши музыканты. Я попросил их подать мне знак, если очень разволнуюсь. Доживите до моих лет – тоже станете не в меру чувствительными. Сегодня вечером вы еще услышите их. Наших певца, флейтиста и барабанщика. Они играли и пели на улицах; там я нашел их, всех по отдельности, и теперь буду учить, если не умру, музыке бродяг, то есть музыке Гомера. Обещаю вам и танец. Это мне захотелось ввести танец, потому что если нет слов, то нельзя ничего испортить. Так как должна танцевать Эмер, то не обойтись без отрубленных голов – я стар, и не мне исправлять мифологию – должны быть отрубленные головы, перед которыми она танцует. Поначалу мне пришло на ум вырезать деревянные головы, но потом, нет, чтобы она танцевала правильно, лучше всяких голов будут крашеные деревяшки в виде параллелограммов. Однако в тупик меня поставила другая проблема, как найти хорошую танцовщицу; одну такую я знал, но ее больше нет; а ведь это должна быть трагикомическая танцовщица, трагическая танцовщица, потому что ее рвут на части любовь и ненависть, жизнь и смерть. Три раза я плевался. Плевался на балерин Дега. Плевался на их короткие туловища, на их скованность, на их пальчики, на которых они крутятся, как волчки, но больше всего на их лица, как у горничных в отелях. Пусть бы на них вовсе не было отпечатка времени, пусть бы они были, как Рамзес Великий, но только не горничными, не обыкновенными служанками. Я плевался! Плевался! Плевался!

Сцена темнеет. Занавес падает. Начинают играть флейта и барабан и играют до тех пор, пока занавес не поднимается над пустой сценой. Проходит полминуты, и появляется Эйтне Ингуба.

Эйтне

Где Кухулин?Из глубины сцены появляется Кухулин.К тебе я от Эмер.Твоя жена меня к тебе прислала,Чтоб ты забыл о лени, ибо Медб,С собою взяв из Коннахта злодеев,Амбары и дома жжет в Эмайн Маха:Твой дом в Муиртемне уже сгорел.Не думай о причинах этих бед,Скачи на битву, смерти не страшась.Готова сцена, выход за тобой.

Кухулин

Ты опоздала с вестью. Я все знаю,Уже послал гонца собрать людей,Вот жду его. А что там у тебя?

Эйтне

Где? Ничего.

Кухулин

Да у тебя в руке.

Эйтне

Нет.

Кухулин

Нет? А что тогда в руке ты держишь?

Эйтне

Ах, это! Как оно ко мне попало?Я прямо от Эмер,Мы встретились.Поговорили.

Кухулин

От Эмер письмо.В нем о другом. Промедлить, верно, долженДо завтра я. На сей раз ждет меняБеда, из коей мне живым не выйти.Наутро ж Конал Кернах будет тутС великим воинством.

Эйтне

Не понимаю.Кто и зачем письмо вложил мне в руку?

Кухулин

Что ж понимать? Я до утра промедлитьТут должен; а тебя прислали, чтобМеня тут задержать. Да нет, не бойся,Написано здесь так. Мне ж по душе,Как сказано тобой, скакать на битву.Немного нас тут, но мы все едины.Победа не всегда бывает легкой.Входит Морригу и становится между ними.

Эйтне

Скажи, кто между нами встал сейчас?Не видно никого.

Кухулин

Нет никого.

Эйтне

Кто с птичьей головою из богов?

Кухулин

Ну, голова воронья у Морригу.

Эйтне (изумленно)

Богиня войн Морригу между намиИ черным трогает крылом плечоМое.Морригу уходитМедб на меня наслала сон;Когда юнцом ты, Кухулин, с ней спал,Красива Медб была, как птичка, ноПотом другою стала, глаз во лбуУ ней.