Звёздный мост
Шрифт:
Она сказала, что всегда будет рядом, пока я сам этого хочу…
Но ее нет. Я понимал, что она не нарушала обещания, ее вины не было в том, что произошло с нами… Но она исчезла. И лишь сейчас, потеряв ее, я понял, как она мне дорога.
На третий день, когда кристаллическая вода из неприкосновенного запаса в капсуле кончилась, я забрал свое снаряжение и медленно побрел в сторону Барнуда, совершенно не думая о том, что меня там ждет. Жизнь потеряла вкус.
Если даже то, что произошло, было всего лишь наркотическим сном, сейчас он казался мне реальнее и желаннее действительности, окружавшей меня. Я с горечью, усмехнулся собственным мыслям.
Если мне нужно доказательство того, что происшедшее со мной не было наркотическим сном, то вот оно было здесь, на моем собственном поясе.
Камень на рукоятке древнего кинжала вспыхнул в лучах восходящего солнца ослепительной россыпью цветных огней. А на поверхности светлого стального лезвия возникали древние письмена, возникали из ничего и уходили в никуда. Каждый раз я замечал что-то новое в этом таинственном кинжале, словно он был живым существом. Раньше надпись на лезвии была просто надписью, теперь один текст исчезал, а вместо него появлялся другой, будто некто неведомый передавал мне непонятное послание, смысл которого, возможно, останется скрытым от людей навсегда.
Но главное в том, что оружие против тех, кто разлучил меня с Ланией, по-прежнему было со мной… Я почувствовал, как в глубине моего равнодушия поднимается волна гнева. Еще до перехода я собирался уничтожить всех, кто манипулировал людьми и мирами, кто высасывал человеческие мысли, фантазии и желания для того, чтобы воплотить их в реальность, а затем разрушить…
В минуту горечи, в минуту собственного поражения мы всегда ищем ответственных за наше унижение, за нашу собственную слабость…
Я словно забыл о том, что решение вернуться в реальный мир было моим собственным решением. Что меня предупреждали о последствиях…
Лании больше не было со мной, и кто-то должен за это ответить. Только это одно имело сейчас значение.
Когда «Орешек» вышел из оверсайда в районе Зидры и Северцев ввел все необходимые для посадки данные, Зарегон мрачно спросил:
— Ты хотя бы представляешь, что нас там ждет? Мы спускаемся в логово льва…
За все время перелета он упорно называл Северцева на «ты», не желая переходить на официальный тон и не обращая никакого внимания на замечания и явное недовольство капитана нарушением уставной субординации. Сейчас, впервые за весь полет, Северцев не напомнил ему о соответствующем параграфе устава.
— Ты прав. На Зидре давно знают, какой старт мы устроили на Галеде. Я не сомневаюсь, что они подготовились к нашему прилету.
— Что ты собираешься делать?
— Просто садиться. А что нам еще остается? Посадка на Зидре один из основных пунктов федерального приказа.
— Но мы же не камикадзе…
— Знаю. Будем действовать по обстоятельствам. Может, дезы снова выручат нас.
— Их возможности небезграничны, а наше единственное преимущество внезапность — давно утрачено. Они знают и о наших дезах, и обо всем, на что способен твой корабль. Во время прорыва мы выложились до конца, раскрыли все свои козыри. Или я чего-то еще не знаю?
— Ты знаешь все. Но приказ все равно должен быть выполнен…
— В таком случае нам остается составить завещание.
Вопреки всем ожиданиям, на поверхности планеты их встретило сонное спокойствие пустого провинциального космодрома. Они сели так, словно это была рядовая посадка обычного торгового транспортника.
Сразу после посадки Северцев связался с дежурным космопорта и попытался прояснить хотя бы этот вопрос.
— У вас лицензия по категории А-2, досмотра не требуется.
— Ты что-нибудь понимаешь? — спросил Зарегон, сидящий по боевому расписанию за пультом управления огнем. — Они знают даже номер нашей лицензии, что происходит?
— Я думаю, нас решили использовать в качестве подсадной утки. Они полагают, что успеют свести с нами счеты позже, когда мы выполним свою роль. Им нужен федеральный агент, ради которого мы сюда прилетели.
— Ты знаешь, кто он?
— Нет. Мне о нем ничего не известно, кроме того, что он здесь уже несколько месяцев и «Феникс» до сих пор не сумел наложить на него лапы.
— Почему ты в этом так уверен?
— Потому что иначе нас ждала бы здесь совсем другая встреча.
— Что ты собираешься делать дальше?
— Мне приказано ждать на космодроме. Вот и будем ждать. Корабль не покидать. Задействовать все системы защиты и ждать.
— Как ты его узнаешь?
— Он сам нас найдет.
— Но для этого ему придется сунуть голову в подготовленную петлю. Как он сможет миновать расставленную на космодроме ловушку?
— А вот это уже не мои проблемы.
Я знал, что поступаю непрофессионально. Я знал, что рискую заданием и своей собственной жизнью. Я прекрасно понимал, что мне нельзя показываться в районе барнудской мэрии, где меня почти наверняка ждали, и все-таки я находился на расстоянии ширины улицы от нее. И самое главное, я не мог толком объяснить, что именно я здесь делаю. Аниранский кинжал с предельной ясностью доказывал, что все происшедшее со мной не было галлюцинацией, что миры четвертого измерения такая же реальность, как этот. Лания осталась в одном из этих миров, ее не могло быть в старом Барнуде.
И все же вопреки логике и здравому рассудку я торчал напротив мэрии.
Я больше не был инспектором внешней безопасности с особыми полномочиями и безупречным послужным списком. Я был просто человеком, который потерял самого близкого ему друга и который использует малейшую возможность, малейший шанс — нет, не вернуть его, а хотя бы увидеть. Пусть даже не его самого, а лишь образ, лишь модель той женщины, что была со мной в фантасмагорическом мире Барнуда-2…
Я надеялся, что если правило о невозможности переноса биологического объекта из реального мира в мир четвертого измерения абсолютно, тогда Лания, которую я узнал и полюбил там, — всего лишь копия, созданная не без помощи моего воображения, а ее прообраз, Л. Брове, возможно, по-прежнему существует в мире старого Барнуда.
Я чувствовал, что мой рассудок постепенно увязает в паутине реальности двух переплетенных миров. Я знал, что те, кому удалось вернуться из четвертого измерения, как правило, сходят с ума. Я чувствовал, как близко подобралось ко мне безумие. В расплывающемся по всем швам мире твердых островков реальности оставалось совсем немного.
Я ждал на углу Байкальской и Манхэттенской улиц, в маленьком бистро, где подавали холодное пльзенское — напиток, о котором на Земле давно забыли. Отсюда хорошо было видно стеклянное здание мэрии. Я видел всех, кто выходил оттуда, а затем поднимался к станции воздушной дороги. Я рассчитал расстояние и время таким образом, чтобы успеть перехватить любого, кто пересечет Манхэттенскую, чтобы воспользоваться стоянкой каров или станцией воздушки.