Звездный прыжок
Шрифт:
Это было движение беспричинное, беззвучное, не считая шуршания простыни; Движение, что клало свою богохульную длань даже на лицо, в котором не было больше ни единой мысли.
Комин услышал хриплый отдаленный звук. Это была его собственная неудачная попытка заговорить. Он отошел от кровати. Он не видел и не слышал ничего, пока не ударился обо что-то твердое, и удар вернул ему чувства. Он стоял, весь трясясь, с клокочущим в горле дыханием. Постепенно комната перестала расплываться перед глазами, и к нему вернулась способность мыслить.
Питер
– Вы сами хотели прийти.
Комин не ответил. Как можно быстрее он поспешил отойти дальше от кровати и повернулся к ней спиной. Он еще слышал сухое, смутное, непрекращающееся шуршание.
Кохран обратился к врачу:
– Вот что я хочу знать наверняка. Сможет ли Баллантайн когда-нибудь... когда-нибудь снова ожить? Как Баллантайн, я имею в виду. Как человеческое существо.
Врач сделал решительный жест.
– Нет. Баллантайн мертв, умер от сердечной недостаточности в результате истощения. Он мертв по всем обычным физиологическим стандартам. Его мозг уже портится. Но его тело имеет в остатке некую странную новую физиологическую активность... я с трудом могу назвать ее жизнью.
– Что за активность? Мы не ученые, доктор.
Врач заколебался.
– Обычный процесс метаболизма в клетках тела Баллантайна прекратился, когда он умер. Но этот рецидивный процесс продолжается. Это что-то новенькое. Это поток низкого уровня энергии в клетках, не генерируемый обычным химическим метаболизмом, но медленным распадом определенных трансурановых элементов.
Комин резко поднял взгляд.
– Вы имеете в виду, - медленно сказал Кохран, - что он подвергся какому-то радиоактивному заражению?
Врач покачал головой, а Рот твердо сказал:
– Нет, это определенно не токсическая радиоактивность. Элементы, что абсорбировали клетки тела Баллантайна, выходят за рамки нашей химии, даже трансурановой химии, которой занимаются наши лаборатории. Они не испускают радиации, но освобождают энергию.
Они невольно взглянули на кровать, и Кохран мрачно сказал:
– Значит, его... движения - просто механические рефлексы?
Врач кивнул.
– Да. Цитоплазма сжимающихся клеток, таких как мускульные ткани, постоянно активна от притока энергии.
– Но он действительно мертв?
– Да. Он мертв.
Стенли нарушил наступившее за этим молчание:
– Что вы собираетесь делать с ним? Мы не можем показать его людям. Возникнет шумиха, исследования и это помчится на всех парах!
– Да, мы не можем показать его людям, - медленно подтвердил Кохран и через секунду сказал Стенли: - Позвоните на Землю службам новостей. Сообщите, что мы собираемся организовать Баллантайну похороны, которые он заслужил, и что вся Земля может увидеть их.
– Вся Земля? Пит, вы сошли с ума!
– Я? Может быть. Во всяком случае, у Баллантайна нет близких родственников, так что никто не сможет остановить нас. Велите им наблюдать через час за северо-западным краем Моря Дождей.
Тогда Комин понял. Он испустил длинный вздох. Кохран
– Я знаю, что вы чувствуете, - сказал он. - Но, кроме всего прочего, он долго был в пути. Он заслужил отдых.
Затем они вышли, вернулись к свету, прохладному и свежему воздуху, запаху цветов, доносящихся из пышных садов. И в голове Комина все время звучал голос, шепчущий: "О, боже, почему это трансураниды..." И ему было плохо от мысли, которая не оставит его, пока он жив.
Сидна ждала. Кохран и Стенли были заняты своей идеей и едва ли заметили, что она взяла Комина под руку и увела на террасу над садами, где свирепо лился приглушенный фильтрами солнечный свет, выпаривающий смертельный холод из его тела. Она вложила ему в руку стакан и ждала, пока он заметит ее и заговорит.
– Не говори мне об этом, - наконец резко сказала она. - Не надо.
Через секунду она пододвинулась к нему и пробормотала:
– Не вздрагивай и не удивляйся. За нами могут наблюдать из окон. Комин, ты хочешь улететь отсюда? Я еще могу помочь тебе?
Он опустил на нее взгляд.
– В чем дело?
– Вы были внизу довольно долго. Семейство начинает съезжаться. Комин...
– У тебя и так уже есть неприятности.
– Я хочу еще больше! Послушай, я впутала тебя в это. Я проболталась о Баллантайне и привезла тебя сюда. Я попытаюсь увезти тебя, пока еще могу.
Его взгляд помрачнел.
– Боишься, что я попробую примазаться к доходам?
– Дурак! Ты не знаешь нас, Кохранов. Это крупное дело, и, значит, они пойдут на все. Так ты летишь?
Комин покачал головой.
– Я не могу.
Она посмотрела на него, прищурившись, а затем безжалостно сказала:
– Ты уверен, что хочешь найти своего друга Пауля Роджерса?
Комин был рад, что не пришлось отвечать на этот вопрос. Они увидели ровную, мурлыкающую, воздухонепроницаемую платформу, выплывшую из особняка и направляющуюся к люку.
Они смотрели, как она покидает купол и спускается по выступам на огромную лунную равнину. Она прошла так далеко на равнину, что превратилась в точку. На секунду она остановилась и пошла назад.
Затем для них и для всех наблюдателей с Земли на Море Дождей расцвел ослепительный цветок атомного пламени - сверкающий, бурлящий и угасающий. Погребальный костер героя со всей планетой в качестве зрителей. Комин расцепил руки, и Сидна вложила что-то в одну из них.
Это был шокер, еще теплый от ее тела. Она сказала:
– Ладно, идем, встретишься с моей семьей.
5
Это была самая нелепая комната, которую он когда-либо видел, относительно маленькая и обставленная по моде трехвековой давности. В ней был длинный низкий диван, глыбы кресел и маленьких столиков. Одна стена была стеклянным фильтром, но другие покрывали бумажные обои с цветочками. И здесь был камин с доской над ним - камин в суперсовременном замке на Луне!