Звездный путь (сборник). Том 2
Шрифт:
Наконец и я прошел мимо тела Джэймтона. Он выглядел точно таким же, каким я его запомнил. Смерть оказалась бессильна изменить его. Он лежал на спине, руки — по бокам, его губы, как всегда, были прямы и твердо сжаты. Только глаза были закрыты.
Из-за большой влажности я довольно заметно прихрамывал, и когда отходил от тела, кто-то тронул меня за локоть. Я не был одет в журналистскую униформу, а находился здесь в обычной гражданской одежде, чтобы не привлекать внимания.
Я посмотрел вниз, в лицо молодой девушки с солидографии Джэймтона. В сером, призрачном свете ее молодое лицо
— Вы были ранены, — тихо сказала она мне. — Вы, должно быть, один из наемников, знавших его еще по Ньютону, прежде чем ему было приказано вернуться на Гармонию. Его родители, являющиеся также и моими, могли бы найти утешение в Господе, встретившись с вами.
Резкий порыв ветра окатил меня дождевыми брызгами, и его ледяное дыхание, казалось, пронзило меня вплоть до самых костей.
— Нет! — воскликнул я. — Я не наемник. Я не знал его. — И резко отвернувшись от нее, я начал проталкиваться сквозь толпу к выходу из церкви.
Но примерно шагов через пятнадцать я понял, что я делаю, и замедлил шаг. Девушка уже затерялась во мраке среди людей. Медленно я пробрался к выходу из церкви, где оставалось еще немного места у первых рядов барьеров. Я стоял и наблюдал за входящими людьми. Они шли и шли, одетые в свои черные одежды, с опущенными головами, разговаривая или молясь вполголоса.
Я остался стоять на том месте, где остановился, в нескольких шагах от входа, наполовину заиндевевший от холода, и в голове моей не рождалось ни одной мысли. Лишь усталость, которую я привез с собой с Земли. Голоса продолжали звучать вокруг меня. И я почти задремал, находясь там, и не мог вспомнить, зачем я вообще сюда пришел.
Затем из этого гула выделился голос девушки, и это вывело меня из состояния полудремы.
— …он отрицает это, но я уверена, что он один из наемников, бывших с Джэймтоном на Ньютоне. Он хромает и может быть только солдатом, который был ранен.
Это был голос сестры Джэймтона; сейчас она разговаривала гораздо громче, чем когда она разговаривала со мной, незнакомцем. Я полностью очнулся и увидел ее, стоящую у входа всего лишь в нескольких футах от меня, с двумя пожилыми людьми, в которых я узнал пожилую чету с солидографии Джэймтона. Молния ледяного ужаса пронзила меня.
— Нет! — чуть ли не заорал я на них. — Я не знал его. Я никогда не знал его. И я не понимаю, о чем вы говорите!
Затем повернулся и выскочил из церкви в спасительный дождь.
Наверное, я пробежал не менее тридцати-сорока шагов. Но когда я не услышал шагов за собой, я остановился.
Здесь, снаружи, я был в одиночестве. Тучи сгустились еще плотнее, и дождь хлынул с новой силой. Он почти что скрыл все вокруг меня своим барабанящим, струящимся занавесом. Я даже не мог разглядеть машины, стоявшие на парковке, лицом к которой я сейчас стоял. И конечно же, из церкви меня тоже нельзя было увидеть. Я поднял свое лицо и подставил его ливневым потокам, и капли забарабанили по моим щекам и закрытым векам.
— Так, — произнес голос позади меня. — Значит, вы не знали его?
Эти слова, казалось, разрубили меня пополам, и я почувствовал себя, как загнанный волк. И как загнанный волк, я резко обернулся.
— Да, я знал его! — признался я.
Передо мной стоял Падма в своем голубом одеянии, которое, как ни странно, дождь, похоже, не намочил. Его руки, в жизни своей никогда не державшие оружия, были сложены на животе.
Но та частичка во мне, которая сейчас была волком, чувствовала, что он вооружен и является охотником.
— Вы? — удивился я. — Что вы здесь делаете?
— Мы вычислили, что вы сюда приедете, — спокойно ответил Падма. — И поэтому я здесь. Но почему вы здесь, Тэм? Среди этих людей наверняка найдется, по крайней мере, несколько фанатиков, которые слышали слухи, ходящие среди солдат, касающиеся смерти Джэймтона и капитуляции войск Содружества.
— Слухи! — воскликнул я. — А кто их пустил?
— Вы сами, — ответил Падма. — Вашими действиями на Святой Марии. — Он пристально посмотрел на меня. — Разве вы не знаете, что рисковали своей жизнью, приехав сюда сегодня?
Я открыл было рот, чтобы возразить ему. Но затем понял, что действительно знал об этом.
— А если бы им кто-нибудь рассказал, — произнес Падма, — что Тэм Олин, журналист, готовивший репортажи о кампании на Святой Марии, находится здесь, инкогнито?
Я посмотрел на него с волчьей угрюмостью.
— А как вы можете совместить это с вашими принципами Экзотики, если сделаете это?
— Нас неверно понимают, — холодно произнес Падма. — Мы нанимаем солдат сражаться на нашей стороне не из-за какой-то этической заповеди, но просто потому, что в том случае, если мы прямо окажемся затянутыми в конфликты, пропадет наша эмоциональная перспектива.
Во мне уже не осталось страха, только тяжелое чувство опустошенности.
— Что ж, зовите их, — пробормотал я.
Странные светло-карие глаза Падмы внимательно следили за мной сквозь пелену дождя.
— Если бы это было все, что нужно, — сказал он, — я бы мог сообщить им об этом. Мне не нужно было бы приезжать сюда самому.
— Так почему вы сюда приехали? — слова словно наждаком драли мое горло. — Почему вы там, на Экзотике, так заботитесь обо мне?
— Мы заботимся о каждом индивидууме, — произнес Падма. — Но более всего мы заботимся о расе в целом. И вы по-прежнему представляете для нее опасность. Вы непризнанный идеалист, Тэм, нацеленный на разрушительную цель. Существует закон сохранения энергии в плане взаимодействия причин и эффектов, как и в любой другой науке. Ваша нацеленность на уничтожение была несколько нарушена на Святой Марии. Что будет, если эта разрушительность обернется внутрь, на вас, или окажется нацеленной вовне, на всю расу?
Я рассмеялся и сам поразился хриплости своего смеха.
— И что вы собираетесь с этим делать?
— Показать, что нож, который вы держите в руке, может порезать и руку, его держащую, как и того, на кого он направлен. У меня есть для вас новости, Тэм. Кейси Грин убит.
— Убит? — Дождь, казалось, вдруг загрохотал вокруг меня с ужасной силой, и стоянка покачнулась и поплыла у меня из под ног.
— Он был застрелен тремя членами Голубого Фронта пять дней назад, в Блаувэйне.
— Застрелен, — прошептал я. — Почему?