Звездный танец
Шрифт:
Ладно… Кто-то еще заметил что-нибудь такое?
— Я ничего не видела, — рассудительно сказала Норри, -но я не удивлюсь, если и у Людмилы есть какое-нибудь оружие.
— Кто-нибудь еще?
Никто не ответил. Но все знали, что каждый из дипломатов привез с собой основательную массу неосмотренного багажа.
— О'кей. Вот заключение: мы застряли в вагоне подземки с тремя конкурирующими главарями гангстеров, двумя полицейскими и приятным стариканом. Это — один из тех редких случаев, когда я весьма признателен, что за нами наблюдает вся планета.
— Не только вся планета, — серьезно поправила Линда.
— Все будет
— Что я и хотела сказать, — сказала Линда. — Их интересы могут не совпасть с нашими.
Изумленная тишина, а затем возглас Тома:
— Что ты имеешь в виду, дорогая? А мы что не люди?
— А что, люди?
Я начал понимать, к чему она ведет. Я чувство вал, что мой мозг заработал быстрее, чтобы догнать ее мысль.
Что значит быть человеком? Принимая во внимание, что подавляющая масса доказательств исходит из наблюдения людей при одном g, людей, пришпиленных к поверхности планеты. А наблюдатели находятся в тех же самых условиях.
— Конечно, — сказал Том. — Люди есть люди, независимо от того, падают они или парят.
— Ты уверен? — мягко спросила Линда. — Мы отличаемся от наших товарищей, и отличаемся существенно. Я не хочу сказать, что мы никогда не сможем вернуться и жить с ними рядом. Я имела в виду, что мы отличаемся духовно, психологически. Наши схемы мышления изменяются тем сильнее, чем дольше мы остаемся в космосе — наши мозги адаптируются точно так же, как наши тела.
Я рассказал им то, что сказал мне Вертхеймер неделю назад — что мы танцуем так же хорошо, как люди, но непохоже на людей.
— Это классическое описание чужого по Джону Кэмпбеллу, — взволнованно сказал Рауль.
— Наши души тоже адаптируются, — продолжала Линда. — Каждый из нас проводит каждый рабочий день, глядя прямо в лик Бога — зрелище, ко— торое наземные ползуны могут имитировать только при помощи высоких кафедральных соборов и массивных мечетей. У нас здесь большая перспектива обзора, чем у самого святого человека на верхушке самой высокой горы на Земле. В космосе нет атеистов — и по сравнению с нашими богами волосатые громовержцы и бородатые параноики Земли выглядят глупо. Черт, Олимп нельзя различить даже со Студии, а отсюда и подавно.
Отдаленные Земля и Луна выглядели гораздо мельче, чем мы привыкли их видеть.
— Нельзя отрицать, что космос — глубоко затрагивающее место, — поддержал Том, -но я не вижу, чтобы это делало нас отличными от людей. Я чувствую себя человеком.
— Откуда кроманьонцу было знать, что он отличается от неандертальца?
— спросил Рауль. — Пока он не мог оценить расхождения, как он мог узнать?
— Лебедь считал себя гадким утенком, — сказала Норри.
— Но его гены были лебедиными, — настаивал Том.
— Кроманьонские гены преобразовались из неандертальских, — сказал я.
— Вы когда-нибудь исследовали свои? Заметили бы вы незначительную мутацию, если бы ее увидели?
— Ты что, хочешь сказать, что купился на эту ерунду, Чарли? — раздраженно спросил Том. — Ты чувствуешь себя нечеловеком?
Я чувствовал себя отстраненно, слушая с интересом слова, которые выговаривали мои губы.
— Я чувствую себя иным, чем человек.
— Гора действительно обладает магией, — мягко сказала Линда. — Почему «магия» для тебя грязное слово?
На той стадии их отношений Тома и Линду устраивало несогласие в области духовных проблем. Иногда до них доходило то, что было очевидно остальным: что они всегда спорили друг с другом фактически только о терминах.
— Том, — сказал я настойчиво, — это совсем другое. Я люблю природу.
Но я вовсе не улучшенная версия того человека, которым я был когда-то. Я теперь нечто совершенно иное. Я сейчас такой человек, которым никогда бы не статна Земле, которым я уже было потерял всякую надежду стать. Я верю сейчас в такие вещи, в которые не верил с тех пор, как был ребенком.
Конечно, меня осенило несколько новых идей, и, конечно, то, что я распахнул душу перед Норри, превратило мою жизнь в нечто такое, о чем я и мечтать не смел. Но ведь во мне переменилось буквально все, и никакое количество новых идей не способно вызвать такой переворот. Проклятие, я ведь уже был алкоголиком.
— Алкоголики возвращаются к жизни сплошь и рядом, — сказал Том.
— Несомненно — если они находят в себе силы поддерживать абсолютную трезвость всю оставшуюся жизнь. Теперь я могу чуть-чуть выпить, когда мне хочется. Мне только практически никогда не хочется. Точно также я прекратил испытывать потребность в наркотиках. Что это — обычное яв— ление? Я сейчас и курю гораздо меньше, а если курю, то отношусь к этому не так легкомысленно.
— Значит, космос заставил тебя повзрослеть вопреки тебе самому?
— Сначала. Позднее мне пришлось включиться и работать как черт — но началось это без моего ведома и согласия.
— Когда это началось? — спросили одновременно Норри и Линда. Мне пришлось подумать.
— Когда я начал учиться видеть сферически. Когда я наконец сумел освободиться от ограничений «верха» и «низа».
Линда заговорила:
— Достаточно мудрый человек сказал однажды, что все, что тебя дезориентирует, — хорошо.. Это тебя обучает.
— Знаю я этого мудрого человека, — насмешливо фыркнул Том. — Подозрительный тип. Мозги у него набекрень, только и всего.
— Разве он поэтому не способен на мудрые мысли?
— Послушайте, — сказал я. — Мы все уникальны. Мы все прошли через весьма трудный процесс отбора. И я не думаю, что первый кроманьонец чув— ствовал себя ото всех отличающимся. Но есть веские доказательства того, что наши способности не присущи человеку как норма.
— Нормальные люди способны жить в космосе, — возразила Норри. — Экипаж Космической Команды. Строительные бригады.