Звездолет «Черничная Чайка». Трилогия
Шрифт:
– Попытка проникновения внеземной формы, объем закрыт. – В голосе Глаши слышалось электронное дружелюбие. – Попытка проникновения…
Я выпрыгнул наружу.
– Что там происходит? – Аврора глядела на меня. – Что значит «попытка проникновения»? Почему Глаша меня не пропускает?
– Это поле. Ты же знаешь, все наши корабли оборудованы защитой, ну, на случай…
– Проникновения внеземных форм?! – истерически осведомилась Аврора. – Аут, что тут такое?! Я ничего не знаю…
На самом деле не знает? Или не знает, что не знает?
Она
По-человечески.
Я не верил. Все еще не верил, что она не Аврора.
– А не понимаю…
– Глашка перегрелась, – объяснил я. – Видимо, магнитные поля. Они воздействовали на биоблоки…
– Что ты плетешь?! – оборвала меня Аврора. – Какие магнитные поля?! Все же понятно!
– Понятно то, что компьютер перекосило! – крикнул я. – Вот и все…
Аврора сощурилась и уставилась на меня.
– Что?
Со стороны художников послышался рык. Или вой. Или плач. Не знаю, что там у этих…
– Что ты так на меня смотришь?
– Ты врешь, Антон, – сказала Аврора. – Ты просто врешь…
Она стала оглядываться. Озираться даже, как крыса, загнанная в угол. Лицо у нее было растерянное, жалкое. А потом она посмотрела на меня.
– Но ведь я… Я ведь все помню…
– Это сбой, – идиотски повторил я. – Просто сбой…
– Ты же знаешь, что это не сбой, – прошептала Аврора. – Не сбой… Это она. То есть я…
Я не знал, что ей сказать. Скорее всего, она была права.
Художники поднялись. Двинулись к «Черничной Чайке».
– Я не хочу так… – Аврора глядела на свои руки. – Это же… Не хочу!
Аврора вдруг опустилась на колени и принялась вытирать руки. О титановые плитки стартового поля. Бешено, с остервенением, приговаривая:
– Не хочу! Не хочу! Не хочу!
Когда по титану потянулись кровавые полосы, я схватил ее за шиворот и поставил на ноги.
– Хватит! – крикнул я. – Прекрати истерику!
– Я не оно! – крикнула она в ответ. – Не бешенство!
– Конечно, не бешенство! Ошибка! Глашка скосилась! Поздно!
– Поздно…
– Значит, так… – я схватил Аврору за запястья. – Так. Сейчас ты уйдешь! Спрячешься в лесу, отсидишься. Потом… Потом вернешься. Я тебя дождусь!
– Они рядом, – плаксиво сказала она. – Совсем…
Я стрельнул из «плаксы», и батареи разрядились в песок, и тот же ласковый Глашин голос уведомил:
– Емкость ниже критической. Смените, пожалуйста, носители.
Смените носители… Я зашвырнул «плаксу» в шлюз.
Аврора стояла.
Не Аврора. Она. Стояла. И не плакала. Смотрела на меня. Художники приближались.
– Беги! – крикнул я.
– Я…
– Беги!
Я схватил ее за шиворот, повернул в нужном направлении, толкнул.
– Но почему… Я ведь…
– Беги!!!
Заорал я, как только мог.
Она побежала.
Успеет, подумал я. До опушки тут недалеко, а бегает она быстро. Да и живописцы после «плаксы» не очень шустрые. В голове у них шумит, ножки заплетаются,
Успеет. Не вернется. Я был в этом уверен. Мы больше не увидимся.
Я нырнул в шлюз, приказал:
– Замкнуть объем!
Шлюз закрылся. Я рванул вверх в рубку. Надо было поднять корабль. Нет, я знал, что никакие ошалевшие художники, будь их хоть целая тысяча, не смогут повредить «Черничной Чайке». Но все равно было лучше чуть подняться.
В кают-компании было темно, и Глашка почему-то не включила свет, когда я появился. Я запнулся непонятно за что и упал.
– Приперся, – сказал в темноте недовольный голос. – Наконец-то. Приперся и давай сразу мебель переворачивать… Послушай, Аут, ну сколько можно так себя вести? Я вчера уборку провела, между прочим…
– Свет!
Зажглись лампы. Я сидел на полу. По лицу текла кровь. Рядом сидела Аврора. В странном одеянии. Какие-то розовые короткие штанишки и розовая рубашечка. С кружевами, со шнурками и, что самое главное, в миленьких алых сердечках.
– Что это на тебе? – спросил я. – Что за ерунда? Да еще и в сердечках? Если мне не изменяет память, это называлось «пижама». Ты что, разграбила прабабушкин гардероб?
– Дурак! – Аврора содрала с дивана плед, завернулась в него.
– Пижама… – я хихикнул. – В сердечках…
Я хихикнул еще.
– Дурак! Дурачина!
Аврора покраснела, как приготовившийся к обороне осьминог.
– Не беспокойся, Аврора, тебе идет. Особенно эти сердечки… Хорошо выглядишь. Куртуазно.
Я засмеялся. Мне совсем не хотелось, но я смеялся. Потому что все это было смешно.
Глава 13
Финал
Сверху планета очень похожа. На нашу. Я смотрю вниз и пью лимонад. Аврора возится в рубке, готовит «Чайку» к прыжку. Через три часа на орбиту встанет «Горацио» – корабль Карантинной Службы. Через пятнадцать минут мы уйдем с орбиты. Не знаю пока куда. Где народа поменьше. Надо подумать в одиночестве. Обо всем.
Время есть. Вряд ли кто нас разыскивает, больше чем уверен, что все считают нас погибшими. Смытыми цунами. Родители безутешны, педагоги сложили с себя научные степени, посыпались пеплом и отправились в изгнание. Все думают – как несправедливы мы были к этим ребятам! Пусть странным, пусть загадочным, но все-таки славным. Как не замечали их, не понимали и по своей ограниченности зачастую подвергали остракизму!
Рвут на себе волосы.
Я вспомнил маму. И папу. Наверное, они действительно расстроились. И с этим надо что-то делать. Письмо написать на Шпицберген. Через неделю напишу пренепременно, сообщу, что ошибка вышла. Сообщу, что скоро буду. Через год. Что сейчас я… Навру что-нибудь. Что мы спасаем… Придумаю что-нибудь. Пингвинов ископаемых, моя мама любит, когда я спасаю слабых и сирых. Она сама известная спасательница, она бы с Авророй нашла общий язык.