Звездолет «Иосиф Сталин»
Шрифт:
– Напомни адрес.
– Николаусбюргервег, дом два.
Дёготь прищурился, читая название на эмалевой табличке. Домики вокруг стояли разные, но объединяла их не архитектура, а какая-то заграничная чистота. В России, и теперь похожей со стороны на разворошенный муравейник, такие домики встречались теперь разве что на страницах сказок братьев Гримм в исполнении дореволюционных издательств.
– Точно… Неудачно стоит…
– Для кого не удачно?
– Для тех, кто туда заходит… Все на виду. Не спрячешься.
Он покрутил
– В таком доме неверную жену поселить хорошо… Все видно. Кто пришел, когда…
– Зачем, – хохотнув, подхватил Федосей и уже серьезно поинтересовался.
– А ты от кого собрался прятаться? Мы тут почти официально. Зайдем к человеку для разговора. И выйдем.
– Если дадут…
Деготь положил ногу на ногу и с удовольствием отхлебнул из кружки. Официальное положение и почти настоящие документы давали чувство безопасности, только звоночек, что тренькал где-то внутри, не давал расслабиться.
– Да это я так. Умозрительно… У меня, если хочешь, сейчас не мозги работают, а условные рефлексы…
Он еще приложился к кружке и добавил. – А теперь уже, может, и безусловные…
Ополовинив кружку «гёссера» он поставил оседающее белой пеной стекло на стол и сказал по-русски, благо столик стоял с краю, да и студенты шумели так, что ничего слышно не было и в двух шагах.
– Я в таких вот случаях начинаю смотреть на вещи сквозь призму собственной безопасности. Мне все время кажется, что кто-то мной неспроста интересуется. И на этот домик я смотрю и думаю, как из него можно мышеловку сделать.
– И что, можно?
– Легко… Посадить людей вон там и там.
Рука его дернулась показать, где именно должны сидеть люди, но только дернулась. Секунду спустя он, продолжая задержанное движение, поднял кружку, обмакнул в пиво губы, покачал восторженно головой, словно только-только распробовал и вполне буднично добавил.
– Так они там и так сидят… Без моей подсказки. Вот так штука…
Он поднял кружку и, словно любуясь напитком, еще раз осмотрел площадь. Брови его сошлись, избороздив лоб морщинами.
– Нет, дружок, очертя голову мы в этот пряничный домик не полезем…
Попивая пиво, они просидели под тентом больше часа. К этому времени стало окончательно ясно, что личность профессора интересует не только гостей из СССР. Вокруг домика расположились по крайней мере три человека. Они сидели так, что видели и дверь и окна, выходящие на боковую улицу.
– Нахрапом не взять, – сказал Дёготь. – Придется хитростью…
… Посмотреть со стороны – так ничего интересного. Ну, идут два работника фирмы «Мюр и Делиз», ну несут ковер. Не один, правда, а целых два. Ну и что, событие это какое-нибудь из тех, о которых говорят «из ряда вон»? Да ничего подобного! Всего на всего картина эта означает, что дела в благословенном фатерлянде налаживаются, раз кто-то может позволить заказать себе хороший
Рабочие вышли на площадь и как водится, начали тыкать пальцами в стороны, но быстро сообразили, что к чему и направились прямиком у нужной двери. К двери домика на Николаусбюргервег. Дошагав, с немецкой аккуратностью прислонили сперва один, а потом и другой ковер к притолоке и вежливо постучали.
Не прошло и минуты, как дверь отворилась.
В лицо они немца не знали, и оттого первым делом Федосей посмотрел вниз, на ноги. Наверняка это был хозяин дома – выйти к гостям в простых шлепанцах мог себе позволить только он. Или чудак не от мира сего, оказавшийся в гостях.
– Здравствуйте, господа. Что вам угодно?
Деготь достал какую-то бумагу казенного серого цвета и помахал ей так, чтоб все кому нужно увидели, что не просто так люди пришли, а по делам.
– Нам нужен профессор Вохербрум.
Человек дома посмотрел на рабочих заинтересованно.
– Я профессор. Слушаю вас…
Деготь смерил его взглядом и негромко сказал.
– Твой размер.
– Да уж вижу…
– Я вас не понимаю, господа…
– Позвольте войти профессор, – негромко сказал Федосей, одновременно похлопывая рукой по ковру. – Наверное, мы те, кого вы ждете… Вы писали в Москву…
– Да, я писал господину Сталину, но я не просил его прислать мне ковры, – улыбнулся профессор все еще стоя на пороге. Он видел в происходящем чью-то шутку, не иначе, – или в СССР вручение ковра является знаком особого внимания?
Федосей почувствовал, как спину царапают взгляды наблюдателей. «Интересно по губам там кто-нибудь читает? А то ведь есть такие умельцы…»
– Это скорее знак того, что особое внимание привлечено к вашему дому. Может быть вы, все-таки проявите традиционное немецкое гостеприимство?
Профессор машинально отдвинулся и, прислонив один из ковров к дверям, гости вошли в дом. Когда дверь закрылась, Дёготь не спрашивая разрешения, присел за окном и чуть-чуть отодвинул занавеску. В просвете между горшками с геранью видна была и площадь и кафе, где они пили пиво. С десяток секунд он сидел неподвижно, следя, не заинтересовался ли кто-нибудь ковроносцами, но на улице ничего не менялось.
– И все-таки что все это значит?
– За вашим домом следят, профессор, – объяснил Дёготь.
В глазах профессора мелькнуло недоверие.
– Вот как? Интересно.
Он попытался выглянуть в окно, но Дёготь аккуратно оттер его в сторону.
– Ничего интересного, – возразил он. – Добрым людям, вроде нас, только лишние хлопоты. Как вы думаете, кто это может быть?
– Скорее всего вам просто что-то показалось.
Дёготь усмехнулся так, что хозяин сбавил тон.
– Вы уверенны?
– Разумеется…
– Полиция? – Предположил профессор, но тут же сам себя опроверг. – Да нет. Не может быть. Я не давал повода.