Звездолет возвращается на Землю (сборник)
Шрифт:
— Немедленно? Связь. С нашей лабораторией и лаборатории с вашим радиоцентром.
Сперва шевельнулась рука. Та, что лежала на столике. Пальцы разжались. Явственно прозвучал глубокий выдох. Затем, опершись на ладони, командир «Победы» медленно, напрягаясь всем телом, оторвал отяжелевшее тело от столика и откинулся на спинку кресла.
Жубин сжал руку Гордеева и взглядом указал на часы. Тот кашлянул и каким-то чужим, деревянным голосом прокричал:
— Донцов! Виктор! Слышишь нас?
Человек поднял голову. Худощавое и бледное, без единой кровинки
— Это сейчас пройдет. — Ланский что-то зашептал в микротелефонную трубку.
Взгляд командира звездолета стал осмысленным.
— Донцов! Донцов! Ты слышишь?
— Кто здесь? — прохрипел динамик.
— Земля! Тебя вызывает Земля!
Виктор Донцов болезненно поморщился, сжал руками голову и застонал.
— Земля? Опять бред…
— Нет! Земля вызывает «Победу». Говорит радио Института космоса!
— Говорит Земля? — Донцов закрыл лицо руками и засмеялся. Все громче и громче. Тело его сотрясалось от этого смеха.
Жубин подскочил к аппарату.
— Командир первой звездной Донцов! — голос его стал резким. — Слушай команду. Встать!
Астронавт, встал. Он стоял, покачиваясь, вцепившись обеими руками в край столика.
— Я слушаю, Земля…
— Через несколько часов «Победа» войдет в зону контакта с наземными средствами приземления. Займи место в противоперегрузочной камере. Понял?
— Надо дойти до камеры… Я понял. Сейчас… Постойте, звездолет не может приземлиться…
— Мы его сами приземлим. Выполняй команду!
Шли минуты, но Донцов не делал даже первого шага. Заметнее стали вокруг глаз темные круги. Внезапно как-то неловко, боком командир упал в кресло.
— Не могу. Нет сил, устал, — еле слышно пробормотал он.
Гордеев плечом отстранил Жубина и нагнулся к самому микрофону.
— Здравствуй, Виктор! Это я, Георгий!
— Георгий?! — оживился Донцов. — Ты… ты. Ну, говори, говори. Как Колька? Рассказывай.
— Поговорим на Земле! Иди в камеру.
— Не могу, — покачал головой Донцов. — Невозможно. Я не сделаю и шага.
— Сделаешь! Ты слышишь: сделаешь! Ты должен выполнить долг до конца!
Виктор пытался что-то возразить, но Гордеев не слушал его, продолжал, чеканя слова:
— Выполняй команду! Иди! Не можешь — ползи. Встань, Виктор!
И тот снова встал.
— Иди!
Донцов пошел. Шагнул, вытянул руки и, скользя по стенке рубки, упал на колени.
— Не могу…
— Сможешь! Иди! Мы очень ждем… Тебя ждут сын и внук. Иди!
Астронавт шагнул и ухватился за ручку стенного шкафа. И не упал. В глазах его зажглись упрямые огоньки. Закусив губу, он прижался спиной к стенке и, широко раскинув руки, двинулся вдоль стены к открытому люку.
Затаив дыхание, смотрели все, как человек борется с пространством. Совсем маленьким, но злым. Смотрели, бессильные помочь. А время убегало. Потеряв свою невозмутимость, Ланский все чаще посматривал на часы. Время, время… Подъем, вызванный инфразвуком, взбудоражившим нервную систему, вот-вот пройдет, и тогда ничто и никто не сдвинет с места Виктора Донцова. Вот он ухватился за срез люка. Там спасение: его, друзей, бесценных материалов экспедиции. Но нет сил перенести ногу через высокий комингс. И командир корабля делает единственно возможное: собрав остаток сил, бросается в пляшущую перед глазами синеву люка.
Он лежал, тяжело дыша, почти у самой камеры.
«Остается две минуты». — Гордеев скомкал записку Ланского и снова повернулся к экрану.
— Ты устал? — Голос старого космонавта звучал спокойно и ласково. — Отдохни. Успеешь. Хуже было на Марсе. Помнишь, в восемнадцатой экспедиции, когда наш вездеход завалило. Воздуха в обрез и инструментов нет. Сколько тонн грунта перекопали, но пробились! Ну, пора! Давай, дружище. Всего один метр. Виктор, еще немного…
Тяжел, очень тяжел этот последний метр! Сжав зубы, человек тянется вперед. Рывок — на локоть ближе. Еще рывок — еще на локоть ближе. Остается полметра. Лицо Виктора Донцова все в каплях пота. Суперина. храбрый астронавт, склонила голову, закрывает лицо руками — она все же женщина. Гордеев, зажав дрожащими пальцами подбородок, шепчет:
— Ну еще, родной. Еще одно усилие…
Отвернув белоснежный манжет, Ланский смотрит на часы.
Рука командира звездолета дотянулась до опоры камеры. Он привалился к ней обессиленный.
«А ему еще ведь надо подняться, лечь туда, — с ужасом подумал Олег. — Как же он это сделает?..»
Ланский протянул руку к аппарату и, не глядя, начал перебирать тонкими пальцами кнопки. Затем решительно нажал самую крайнюю.
Виктор Донцов вздрогнул, словно от удара кнута, и стал приподниматься. Ему удалось встать на одно колено, ухватиться на подлокотник. И снова сник. Нет, он сжался в ком и что-то делает. Вдруг его тело плавно взмыло вверх.
— Он сбросил магнитные башмаки! — возбужденно крикнул Гасанов. — Ай, молодец! Ай. умница!
Командир звездолета протянул вторую руку к подлокотнику лежака и рванул рычаг включения. Его с силой бросило на амортизаторы, створка камеры стала неторопливо сдвигаться. В смотровом окне вспыхнула контрольная лампочка.
У гидравлической опоры камеры сиротливо стояли тупоносые, с тяжелыми подошвами магнитные башмаки…
Гордеев, побледневший, сидел на песке под молоденькой сосной. С наслаждением вдыхал пахнущий морем и хвоей воздух. Над ним стояли Олег и Жубин. Тяжело отдуваясь, Жубин вытирал вспотевший лоб. Тая тревогу, он нарочито весело и громко говорил:
— Все. Довольно. Приземлим «Победу» и ухожу! Сторожем в музей. Честное слово! С меня довольно.
Гордеев посмеивался. Приступ одышки прошел.
— Я это слышу уже лет двадцать. Пока ты собираешься, всех сторожей в музеях давно заменили автоматы.
Подошли Ланский и Азаров.
— Удивительно, — покачал головой Ланский. — Донцов продержался почти двадцать минут.
— Дорогой доктор, — дружески обнял его Жубин. — Вы же имеете дело с космонавтами. А их девиз — «Сделать больше возможного!»