Звездолет возвращается на Землю (сборник)
Шрифт:
Среди звездного неба — корабль. Внутри — укрытая многослойной защитной скорлупой аварийная станция — комплекс памятной машины и передатчика ультрафиолетовых излучений. Она дремлет, храня в своем электромозгу все, что поручили люди передать людям. Сигнал-ключ, ударившись о приемные антенны, замкнет сначала первую цепь. Корабль заговорит, если в его жилых рубках хранится температура жизни. Нет — включится вторая цепь, связанная с работой реакторов. Если и они мертвы, сигнал-ключ будет включать следующие цепи возбуждения. И если в корабле нет сил разбудить станцию третьего канала, Земле в этом поможет сам космос: свет звезд, космические излучения, межзвездный газ… Сохранилась бы только станция!
Звенит, звенит далекий колокольчик…
— Сработала! Первая!
— Ответил! Ответил, родной!.. — Азаров расплылся в счастливой улыбке.
— Я думаю, — впервые после того, как прозвучал сигнал бедствия с «Победы», — заговорил Гордеев, — передачу следует дать открыто, по всему миру. Пусть слушают все. Неизвестно, какие еще задачи станут перед нами. Сто умов хорошо, а миллиард лучше.
И вот наконец — голос человека. Слабый, искаженный помехами и расстоянием, но голос. Увидев, как часто задышал Георгий Павлович, Олег понял, кому принадлежит этот голос.
— Говорит первая звездная экспедиция Института космоса. Внеплановая передача. Через двадцать минут по ее окончании включайте экспресс-аппаратуру. Передача дублируется каждые шесть часов. Слушайте нас.
На пятьсот двадцать третьи сутки полета «Победа-первая» попала в поток тяжелых метеоритов необычного характера. Неизвестно, почему работа противометеоритной установки на этот раз оказалась неэффективной. Корабль получил серьезные повреждения. Уничтожена почти вся внешняя аппаратура. Выведены из строя фото- и термобатареи. Третий планетарный двигатель разрушен. Метеорит пробил броню в районе грузового отсека и пищевой лаборатории, проник в ангар и повредил посыльную ракету…
Чем подробнее вырисовывалась картина повреждения, тем больше недоумевал Олег. Он лучше, чем многие из присутствующих, знал конструкцию «Победы». Слов нет, повреждения серьезные, но ничего опасного. Разбитые отсеки изолированы.
Вспомогательные двигатели необходимы для посадки, но можно обойтись и без них. Пищевая лаборатория разрушена, однако продовольственный НЗ вполне достаточен. Кроме фото- и термоисточников тока, на «Победе» мощная химическая батарея. В чем же дело?
Он слушал скупой рассказ, как в течение сорока суток три человека, не зная отдыха, резали искромсанный металл, заваривали пробоины, заменяли изуродованные приборы, поврежденное оборудование, пускали его в действие. Адская работа, но не это заставило слать горестный сигнал.
«Это» случилось на пятьсот шестьдесят четвертые сутки.
Звездолет проходил малоизученный район Н-2021, закрытый от наблюдений с Земли большим пылевидным облаком. Перевощенко и Крылов работали снаружи, пытаясь восстановить правую фотобатарею. Виктор Донцов засел за приборы — уточнить курс. На экране обзорного локатора виднелось удивительно пустое и холодное небо, будто бы затянутое дымкой, безмерно далекие звезды. Странная, беспричинная тревога нахлынула на командира. Он настороженно всматривался в черную бездну.
Неожиданно локатор закапризничал, экран затуманился, и, сколько Донцов ни бился, ничего не получилось. Потом видимость так же внезапно восстановилась, и на экране появилось великолепное зрелище: тусклая троекратная звезда. Она была совсем рядом, занимала почти треть экрана. Троекратный «черный карлик». Никому еще не приходилось видеть такое. Донцов определил массу и принялся за спектральный анализ незнакомца. Взглянув на экран, он застыл пораженный: звезда изменила свой цвет, налилась зловещим огнем. Затем по экрану пошла розовая рябь, еще мгновение — и рябь превратилась в болезненно воспринимаемые искры. «Немедленно в корабль!» — скомандовал Донцов товарищам.
Тревожно засигналил «страж безопасности»: он предупреждал, что неведомые излучения штурмуют броню звездолета. Стремительно возрастала температура внешнего покрытия. Командир не отрывал взгляда от приборов. Какой из них подаст новый тревожный сигнал? Заныли компрессоры шлюзовой двери. Крылов, тяжело дыша, втащил потерявшего сознание Перевощенко.
— Как только они появились, я увеличил скорость, — прерывисто говорил Виктор Донцов. — Автоматы били тревогу. Излучения проникли внутрь. Сквозь пелену, застилавшую глаза, я увидел красный огонек индикатора командного автомата: корабль отклонился от курса, а этот умный прибор почему-то оказался бессильным внести исправления…
В динамиках выло, ухало и, как показалось Олегу, злорадно хохотало. Он взглянул на Гордеева. В блестящих глазах старого ученого прочел ответ на свой вопрос: нет, это не конец. Это еще не все.
Человек заговорил снова. И чувствовалось, как ему тяжело ворочать словами-глыбами.
— Я и Крылов находились в беспамятстве тридцать часов. Слабость. Дикая головная боль. Приняли тонизирующее. Перевощенко плох. Без сознания. Автоматы работают неуверенно. Включили я дерную лампу…
Перевощенко поместили в антиперегрузочную камеру. Скорость звездолета может быть погашена всего на пять десятых. Корабль приземлиться не может. Состояние Крылова продолжает быстро ухудшаться. Решено готовить экспресс-информатор.
— Все готово. Крылов также в камере. Засыпает. Принимайте меры к получению нашей информации. Много интересного, неожиданного. Мне надо… Используйте любую возможность приземления. Люблю…
Больше Виктор Донцов, командир звездолета, так и не заговорил.
— Созываем Большую Ассамблею, — нарушил тягостную тишину Жубин.
Большая ассамблея
Большая Ассамблея! Чрезвычайное событие на Земле. Ее созывают, когда возникают проблемы, затрагивающие все человечество.
Эллен Суперина и Ольга Доценко не без умысла потащили с собой мрачного Олега. Осматривая главный зал Высшего Совета Экономики и Планирования, где вот-вот должна была начаться Большая Ассамблея, женщины проявляли повышенное любопытство, то и дело обращаясь к Олегу с вопросами, хотя он так же, как и они, был здесь впервые. Эскалатор центрального прохода, широкого, точно улица, поднял их на верхний ярус. Отсюда зал был похож на гигантский развернутый веер. Лучи-проходы рассекали дуги рядов рабочих мест, собирались далеко внизу, а одной точке — овальном возвышении с трибуной и столом.