Звездопад. В плену у пленников. Жила-была женщина
Шрифт:
Незадолго до рассвета Гуа должен был покинуть Вахо и проведать Сиоша.
Восток запылал. Из ревущих ущелий пополз редкий, разрывающийся в клочья туман. Он напомнил Тутару ночь, проведенную два года назад в этой пещере. Тогда Тутар не знал, что такое война, и предположить не мог, что когда-нибудь с ружьем в руках будет подсиживать скоротавших ночь в этой пещере.
Два года назад он лежал в пещере рядом с знаменитыми охотниками, и сон не шел к нему. По закону у новичка было право на первый выстрел, и он боялся промахнуться. Если сван плохой охотник, значит,
В тот счастливый день Тутар раньше всех заметил вырастающие над вершиной турьи рога. Туры спускались с такой высоты, что даже орлы парили в ущельях ниже них.
Тогда Тутар в первый раз увидел умирающего тура: он лежал на земле, и в его расширенных глазах не было ни мольбы, ни боли; печально и умиротворенно смотрел он на толпившихся вокруг людей. И Тутар подумал, что, если бы тура подняли в родные скалы, он умер бы спокойнее.
Скользя по размытым тропинкам, Гуа сбежал к реке, туда, где на берегу, в небольшом углублении, он и оставил завернутого в бурку умирающего Сиоша, и остановился, в ужасе глядя перед собой: камни, на которых лежал умирающий, заливала река. Свирепые волны, словно стадо яростных секачей, подтачивали нависающую над рекой скалу.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава первая
Дождь лил как из ведра. Со скалы водопадом стекали потоки воды, и стоявшие в карауле солдаты промокли до нитки.
Обер-лейтенант всю ночь просидел без сна, подпирая руками отяжелевшую голову. Только рассвело, он пожелал сам поговорить с пленницами. Ганс Штуте знал, что из этого разговора ничего хорошего не получится, и предпочел уйти. Стоять на площадке было опасно, он перешел в большую пещеру.
Привалившийся к рюкзаку Карл оглянулся и без улыбки подмигнул Гансу.
Вальтер спал после караула. Австриец Пауль тоже лежал, отвернувшись к стене, но Штуте чувствовал, что глаза у него раскрыты: бывалый солдат Пауль повидал немало смертей, но никак не мог примириться с гибелью Клеменса. Наверное, их связывала старая дружба; они и в десантную группу пришли вместе…
Даниэль неподвижно сидел в темном конце пещеры, лицо у него было горестное, как у истового монаха, измученного постом и веригами. Пустой котелок, не убранный с обеда, стоял у него в ногах. Даниэль не слышал храпа привалившегося к его спине Кнопса.
В маленькой пещере командир десанта спокойно допрашивал пленниц, но спокойствие это было кажущееся, наигранное и могло взорваться в любую минуту. Пленница то ли считала своим долгом не отвечать обер-лейтенанту, то ли ей нечего было сказать…
Когда неожиданно раздался женский крик, Ганс бессознательно кинулся к выходу, но запутался в брезенте и изо всех сил налетел на кого-то лбом. Одурманенный, он отшатнулся назад, потом сдвинул брезент и увидел распростертого на площадке обер-лейтенанта. Макс был в ярости. С искаженным от алости лицом, давясь ругательствами, он приподнялся на четвереньки, и тут раздался выстрел. Макс подскочил, словно его грубо пнули сзади, и упал.
Выстрел раздался со скалы над тропинкой, где вчера сидели их снайперы.
Штуте выполз из пещеры на площадку. За ним последовал заспанный Кнопс.
Раненого командира потащили в укрытие. У входа в пещеру Вальтер и Карл пришли на помощь, попробовали поставить раненого на ноги, но Макс не мог стоить; пуля, раздробившая берцовую кость, вышла слева под ребрами.
Кнопс молча пополз сменять стоявшего на часах фельдшера Альфреда. Альфред так же молча вполз в пещеру.
Обер-лейтенанта уложили на шинель. Альфред засучил рукава мундира и скомандовал:
— Воды!
Все нашарили свои фляги, слили воду в котелок и поставили перед Альфредом.
Ганс в два прыжка перебрался к Клаусу, сидящему у входа в маленькую пещеру. Молодой солдат с тревогой посмотрел ему в глаза. Оба промолчали.
Бауман был растерян. Его пугало не столько то, что произошло, сколько неопределенность будущего.
Штуте тоже не знал, чем обернется сегодняшнее событие. Теперь, открой им даже враг тропинку, они не смогли бы вынести с этих круч раненого командира.
Глава вторая
Судьбе наскучила затянувшаяся возня; она грубо схватила обер-лейтенанта, швырнула через бедро и припечатала спиной — не к ковру, нет — к камням.
Все пропало: повышение, награды, поместья… все, что забросило его в неприступные горы.
Сейчас не только судьба, даже чин — «обер-лейтенант» — смеялись над ним. Над беспомощным мешком с костями, валяющимся у скалы в пещере, как в углу двора валяется куча мусора, которую не сегодня-завтра выбросят…
И попала-то в него всего-навсего одна маленькая пулька. Хоть бы уж очередью из автомата прошили… Сколько таких пуль расстрелял обер-лейтенант и ни разу прежде на задумывался… Теперь вот он думает и что-то начинает понимать, но весь огромный мир исчез для него. И нет никого ни рядом, ни позади. Осталось только крошечное расстояние от носа до каменной стены. И, как ни странно, ему хватает этой пяди от носа до стены. Иногда ему кажется, что можно что-то изменить… Надо как можно скорее свернуть лагерь, но Максу не скоро удастся подняться на ноги.
А пуля-то была крошечная, с ноготок…
Макс и раньше задумывался над своей судьбой, так беспощадно преследовавшей его, и, казалось, достаточно изучил ее повадки, чтобы не быть застигнутым врасплох. До сих пор он думал, что нужен судьбе как соперник, хотя бы для развлечения, и в его представлении не время было разделываться с ним. Но теперь он видел, что попытка угадать судьбу всегда напрасна. Судьба слепа, для нее не существует законов, как не существует закона для ворвавшегося в кошару волка.