Звезды над урманом
Шрифт:
Старый волк, посмотрев на месяц, серебром освещающий замерзшее русло реки, задрал окровавленную морду к звездам и завыл. И вся волчья стая, приостановив кровавый пир, последовала его примеру…
Глава 40
Истяслав подошел к Никите, который с любовью протирал пропитанной в хлопковом масле ветошью глиняные таблички с изображениями дворцов и храмов, аллей и каналов.
– Град какой-то античный что ли, отче? – подавая гравюру старцу, справился Никита.
– Да, это самый древний град на севере. Юпитер-град назывался. Ему много тысяч веков, отрок. Эти древние фрески
Но наказ богов и жрецов исполняли волхвы. И в лютый мороз, и в летний зной неустанно рыли они каналы осушающие, спускали торф и грязь вековую в реку. Нашли они строения каменные, колонны античные. Токмо вот одним волхвам не под силу было одолеть силу естества. Как весна, так поглощала грязь и плывун старания их. Постепенно обрастало сие место маленькими городищами, что поверх земляного слоя строились и возникали. Тогда и послали волхвы челобитную к царю-батюшке. Ушли ходоки в Коломну да так и сгинули. Грамоты их с чертежами улиц и каналов, аллей и парков пропали. Видать, набожный царь побоялся Юпитер-град отрывать и под страхом казни запретил даже говорить о тайне великой. А волхвов, что обитали близ озера Нево, извести повелел. Вдвоем токмо мы и уцелели, сохранив фрески бесценные. Да вот старший Вторак нынче помер. Теперь тебе, отрок Вторак, хранить память о Юпитер-граде…
Гостомысл, слушая беседу, подошел к Никите.
– Ну-ка присядь да фреску к груди прижми покрепче.
И достав серебряный шар на цепочке, качнув его перед глазами Никиты, погрузил его в гипнотический сон.
– Что созерцаешь, Вторак Малой?
– Зрю, град стоит при море. Храмы и колонны, фонтаны и скульптуры каменные, великими каменотесами произведенные. Невиданным доселе искусством отшлифованные плиты. Лестницы из красного мрамора выложены способом невиданным. Колонны высокие чредой к небу возвышаются. Статуи нимф и атлетов крыши сих храмов поддерживают.
– Зри сквозь лета, отрок.
– Потоп библейский всемирный вижу. Много воды.
– Далее.
– Много веков вода кругом.
– Далее сказывай.
– Лед и снег вижу по всему брегу моря и далее к землям южным. Облака летят, свет да темень чередом меняются. Сходит лед, рушит храмы. Колонны кои падают, кои остаются. Ушел лед, вода осталась. Травой порастает, болото зачинается. Грязь да мох все выше и выше. Деревца прорастают по верху мха и превращаются в лес дремучий. А река все несет да несет ил да грязь, при половодье весеннем вновь покрывает сие место новыми слоями почвы. Лицезрю волхвов, медом попотчеванных и в бане запертых. Мужи в шубах песцовых да шапках бобровых свиткиразглядывают. Кладут в сундук кованый. Баня, в которой ведуны заперты, горит. А бояре, что давеча грамоты зрели, уж потравлены лежат.
– Сказывай, что далее сотворится.
– Царь Иоанн долго жить приказал. Смута великая идет. Брат на брата, отец на сына. Чадо малое на воротах кремля удавлено. Вижу Настю, покойную дочь боярина Романова, жену благоверную царя нашего с младенцем желанным, коего народ лобзает и на руках носит.
Тучи проносятся, свет с тьмой сменяя. Два царских дитятка в сундуках шарят, играясь в подвалах Тайницкой башни. Чертежи волхвов разглядывают. Да немощен один, преставится вскоре. Второй растет, а как вечер, так найденные грамоты все рассматривает да изучает. Тучи проносятся, свет с тьмой сменяя.
– Далее, отрок, далее.
– Много народу мастерового гонят в места болотные. Копают каналы, болото осушают. Лес пилят. Избы на зиму рубят. Сваи колотят, чтоб плывун сдерживать. Весной паводок смывает строения и затягивает каналы. Опять люд дополнительный согнан. Мор стоит безмерный. Осушенный торф какой сжигают, а какой в реку сплавляют течением. Зрю, каменный град с колоннами и арками, фонтанами и каналами из болота растет. Юпитер-град вновь блистает на севере средь болот и лесов… Восстановивший сию красоту себя императором объявляет, а град нарекает Питерградом. А тем, кто посмеет назвать град старым именем, велит языки резать.
Тут Никита неожиданно захрипел и, задыхаясь от удушья, завалился на бок. Гостомысл подхватил каменотеса и вывел его из гипнотического сна.
– Увлекся я, отрок, чуть нить жизни твоей не упустил. Ты уж прости старца неразумного. Далее аккуратен буду.
***
Кучум выехал верхом со свитой за вторую крепостную стену. Взревели поднятые к небу медные трубы-карнаи, дробью отозвались бубны. Любопытная пестрая толпа замерла в ожидании зрелища.
Из ворот вывели ишака, на котором сидела задом наперед полураздетая девушка. Четырнадцатилетний ребенок с распущенными волосами дрожал от страха. Палач, ведя ишака за веревку, подошел к месту казни. Поклонился хану. И, увидав одобрительный кивок, приступил к своему грязному делу.
– Жена изменила мужу, и, по нашим законам, она умрет страшной смертью! – объявил глашатай.
Вновь завыли карнаи. Обреченную на смерть подвели под руки к палачу и поставили на лежащий мешок. Палач поднял края мешковины. Подошедшие помощники бросили в мешок кота и открытый сосуд с гюрзой. Завязав мешок, палач отошел в сторону. Раздался оглушительный женский визг и рев обезумевшего кота.
Сорок минут длилось ханское развлечение. Кучум, сидя на подушках, вкушал поднесенные ему сладости. Толпа орала от восторга, заглушая слабеющие крики жертвы правосудия. Хан махнул рукой, и подъехавшие два всадника, подхватив концы веревок, направили своих коней к реке. Доскакав до полыньи, они отпустили веревки тогда, когда мешок упал в воду.
Глава 41
Конный разъезд численностью в пятьдесят всадников пять дней назад наконец-то обнаружил следы новгородского обоза, про который давно ходили слухи. Санный след, оставленный им на снегу, вначале шел вверх по руслу реки, но позже повернул к горному массиву Уральского хребта. Разведчики князя Епанчи, упорно преследуя непрошеных гостей, забыв про элементарную осторожность, нагоняли обоз, и с каждой минутой расстояние сокращалось. Да и почему татарам было осторожничать? Они на своей земле. Какой вред им могут нанести купцы? Достаточно и маленького дозора впереди основного отряда. А жажда легкой наживы совсем им затмила ум.