Звезды светят на потолке
Шрифт:
Опять.
Они текут уже сто тысяч лет, сколько Йенна себя помнит, они текли всегда — только не по щекам, а внутри, лились потоком.
Йенна хочет, чтобы все закончилось.
Ей все надоело.
Надоело грустить, надоело ездить с Бэ-Дэ в эту проклятую больницу, надоело возвращаться с Бэ-Дэ домой из этой проклятой больницы, надоело говорить по телефону с мамой, рассказывая, как прошел день, надоело, что мама спит не в своей постели, не ходит по квартире, не обнимает, не пахнет мамой, что ее нет с Йенной, когда Йенне это так нужно.
Будь сильной и помогай маме.
Но Йенна не хочет быть сильной! Слышите? Это нечестно! Это Йенна маленькая,
Йенна снова думает: хочу, чтобы мама умерла.
Смотрит в потолок, ждет, что он обрушится. Но потолок не обрушивается. Он пусто глазеет на Йенну в ночи.
Глава 48
Теперь Йенна стоит у маминой кровати одна.
Бэ-Дэ ушли к автомату за кофе, этажом ниже. Хочет ли Йенна пойти с ними?
Нет, не хочет. Она хочет остаться наедине с мамой.
Мама тяжело дышит, голова странно повернута, Йенна наклоняется и поправляет.
Мама. Помнишь весенний день, когда мы сидели на балконе? Ты перегнулась через перила, чтобы полить цветы, и раз! — твоя накладная грудь выскользнула через вырез рубашки! Ты засмеялась и побежала вниз, чтобы вернуть грудь на место. Ты испугалась, что она лопнула.
Но она осталась цела.
Мама. Помнишь, как мы пошли кататься на коньках? Положили дольки апельсина в пакет, который потом намок, и еще ты приготовила какао. Но, выйдя на лед, ты стала как Бэмби — забыла снять чехлы с лезвий. Какой-то мужчина засмеялся, когда ты упала, и ты тоже засмеялась. Ты сказала мне, что надо иметь самоиронию. Велела запомнить.
Мама. Помнишь, как я смотрела, как ты красишься? Я думала — какая же ты красивая! Я сидела на крышке унитаза и следила за каждым движением кисти и спонжа. Потом я помогала тебе выбирать одежду. Помнишь, что ты сказала однажды: «Йенна, когда ты вырастешь, мы будем меняться одеждой!»? Помнишь, как ты это сказала?
Мама?
Этого не будет?
Глава 49
Вот и все.
Мама умерла.
Глава 50
Они едут домой, идет дождь. Конечно же, идет дождь, слезы текут в машине и по машине. Бабушка за рулем. Йенна рядом с ней. Дедушка полулежит на заднем сиденье и плачет.
Момент смерти. Йенна и дедушка играли в карты в палате для родственников. Они не слышали последнего вздоха.
— Он был такой легкий, — всхлипывала бабушка. — Как будто вся боль, все страдания просто покинули ее. Она казалась такой спокойной. Такой спокойной.
Дедушка ударил кулаком по стене, когда ему сказали. Упала картина. Разбилось стекло, медсестры прибежали подметать осколки.
Йенна никогда не видела мертвого человека.
Бабушка осторожно спросила: хочешь ее увидеть? Скоро ее будут приводить в порядок, хочешь ее увидеть? Йенна не знала. Откуда ей знать, она вообще ничего не знает.
— Мне кажется, это поможет, — сказала бабушка. — Нам сказали, что лучше посмотреть.
Поэтому Йенна в последний раз вошла в тринадцатый зал, увидела маму, лежащую в белом саване. Кто-то зажег толстую свечу и поставил на столик. Кто-то вложил Рагнара в сложенные мамины руки. Кто-то хотел, чтобы все было красиво.
Йенна поцеловала маму в лоб. Он был холодным.
— Люблю тебя, — прошептала она, и дедушка разрыдался в углу.
Дедушку
Люблю тебя.
Так сильно тебя люблю.
Я не смогу без тебя.
Вернись.
Блин, мама.
Не будь мертвой.
Я не справлюсь!
— Скоро будем дома, — говорит бабушка, поглаживая Йенну по коленке. — Нам всем нужен сон. Надо выспаться. Мы почти дома.
Дома. Йенна не хочет домой. Не хочет возвращаться в квартиру, не хочет обратно в школу, не хочет вереницы дней, протянувшейся перед ней. Не хочет новой жизни. Бедная Йенна. Теперь все так и будут думать.
Бедняжка Йенна,
Привет, меня зовут Йенна,
у меня нет мамы,
у нее только что умерла мама,
и папы тоже нет,
да, от рака, она долго
потому что он вот уже десять лет
живет в Стокгольме
болела, лет восемь, да,
со своими мерзкими близнецами
и кривоносой женой,
да, это ужасно! Такая молодая!
И теперь Йенна
за это время я ни разу с ним не говорила,
будет жить с бабушкой и дедушкой, говорят,
то есть с тех пор, как мне было два года,
они переедут, подыскивают новую квартиру, а пока живут то есть папы у меня вообще-то нет, но мне
в старой, знаешь, в том сером доме, на углу? Да,
наплевать, потому что он дурак.ужасная трагедия, просто ужасно… еще кофе?
Всю неделю до похорон Йенна не будет ходить в школу. Ей надо отдохнуть. Бэ-Дэ будут звонить по объявлениям, чтобы подыскать новую квартиру. Им кажется, что лучше всего переехать. Нет, не уехать из города — боже упаси, они не собираются разлучать Йенну с друзьями, — но теперь им нужна квартира побольше.
Они продадут свой дом.
Йенна боится похорон. Она никогда не была на похоронах, она не хочет на похороны, но у нее нет выбора. А после похорон — в школу, и этого Йенна тоже боится. В ее присутствии все будут чувствовать себя скованно, ходить, не решаясь смотреть на нее, глядя в пол. Никто не будет сметь заговорить с ней: что можно сказать, что тут скажешь, блин, у нее только что умерла мать, лучше уж заткнуться и молчать, чтобы не сморозить чего ненароком. И сама Йенна будет мало говорить, ведь она скорбит. Сколько-то дней подряд она будет молчаливее и мрачнее обычного, и каждый из учителей будет просить ее остаться после урока. Чтобы выразить соболезнования. Чтобы сказать, что они понимают. Чтобы протянуть ей листок с номером телефона — на всякий случай.
Йенна будет с благодарностью брать эти листочки, ценя их внимание.
Едва оказавшись за дверью, она будет в сердцах комкать их и бросать в мусорную корзину.
Ничего они не понимают.
Она будет идти по коридору, бесконечному, она будет видеть людей, которые раньше понятия не имели о том, кто такая Йенна, которым дела не было и которые все равно будут слать ей робкие улыбки, говорящие: «Я все знаю, мне тебя очень жаль», — по совету своих родителей, увидавших в газете некролог.