Звезды. Неизвестные истории про известных людей
Шрифт:
Летом, чтобы совместить приятное с полезным, мама ехала работать в пионерские лагеря. Ощущение коллектива, партнерства, лидерства, умения жить среди людей, быть справедливой и коммуникабельной – эти качества прививала пионерская жизнь.
4
Когда мне было шесть лет, меня отдали в класс скрипки в Гнесинское училище. Мама водила меня туда каждый день. Я училась там целый год. Шишка была, мозоли на пальцах, мне все не нравилось. От скрипки я стонала. И меня оттуда забрали, мама потом рассказывала: «Я заглядывала, все играют, а моя Ирочка стоит, потом у нее ручка повисла, ручка падает. Подходит педагог: ну-ка!» Меня перевели в школу на улице Станиславского. И вот первый урок, я прихожу, все аккуратненько разложила. Перерыв, мы выходим гулять по залу. Входим обратно, я подхожу к парте – ничего
А в седьмом классе я заболела туберкулезом. Папа привез с войны эту омерзительную болезнь, и мы все переболели. Год я не училась. А потом шесть месяцев была в санатории. Там доучивалась. Стала очень серьезная, здоровая, поправилась. За это время нам дали две большущие комнаты в 3-комнатной квартире на Ленинском проспекте.
5
Окончив школу, я попала на курсы французского языка, а вечером ходила в театральную студию при Театре Ленинского комсомола. Тогда я впервые репетировала «Бесприданницу». Каждый вечер, с семи до одиннадцати. Возвращалась в полдвенадцатого. Мама стояла в подворотне, жутко волновалась. Я приезжала всегда очень возбужденная и зареванная. Потому что репетировала последний монолог Ларисы: «Я – вещь». Режиссер Ворошилов меня мучил, требовал, чтобы это был предел нервов. И мама захотела с ним встретиться. «Что вы делаете с моей дочерью, почему она приезжает вся зареванная?» Он сказал: «Не волнуйтесь, ваша дочь обязательно станет хорошей актрисой, у нее все задатки». И мы всем курсом пошли в Щукинское и в Щепкинское училище. И туда, и туда я прошла все туры вместе с коллективом. Но мне захотелось еще попробовать себя и пойти одной в Школу-студию МХАТ. Первый тур. Меня слушали Володя Высоцкий и Гена Ялович. Они сказали: «Все очень хорошо, девочка, только надо поменять полностью репертуар». После третьего тура я стала искать себя в списках – нет. Я ушла убитая. Думаю, пока не поздно, пойду в Щуку или в Щепку. Только до дома дохожу, позвонили из МХАТа. Меня включили в резервный список. На первом курсе я вышла замуж за Мишу Шатрова. Сразу и первый муж, и первая любовь. А романтических историй до брака у меня не было.
Александр Михайлов
Александр Яковлевич Михайлов родился 5 октября 1944 года в поселке Оловянное Читинской области (Забайкалье). Окончил театральный факультет Дальневосточного института искусств, артист Государственного академического Малого театра. Огромную популярность принесла Александру Михайлову работа в фильмах «Мужики», «Любовь и голуби», «Змеелов». Помимо актерских работ занимался режиссурой. Народный артист России.
1
Цугул, Бурятский Дацан. Храм потрясающий, а тогда это был военный склад. В Цугульском Дацане была река со странным названием Онон. Там или умер или родился Чингиз-хан. Именно в Цугульском Дацане, на реке Онон. Здесь жили и буряты, и татары, столько всех было. Буддийский храм – один из самых красивых в Забайкалье. Наш домик был рядом с храмом, буквально в двадцати метрах. Огород был небольшой: сажали картошку, морковку, этим питались и жили. Жили плохо. Одежда была нищенская: фуфаечка, пальтишко – обновок не было. Жили очень бедно, перебивались с хлеба на воду. Мать выбивалась из сил, а денег заработать не могла. Я видел, как она с утра до вечера работала и старалась как-то вырваться, но при этом всегда была веселая. Соберутся они с подружкой тетей Нюрой, выпьют и пляшут: «Ах, давай все победим!»
Я был романтично настроен. С 11-ти лет я дважды убегал в Нахимовское училище. Мать ловила меня на станции и била мокрым полотенцем, ставила в угол. Она лежала ночью на кровати, а я всю ночь стоял и очень хотел присесть. А она не спала: «Куда, куда, а ну встань!» Она была довольно-таки жесткая, но очень красивая и тоже романтичная. Была необыкновенная плясунья, музыкальная, хотя даже нот не знала. У нее была балалайка, я ее сохранил. Я любил слушать, как она играет. Мама брала аккорд и запевала частушку: «Ох, горькая я, зачем на свет родилась? Была бы я стеклянная – упала да разбилась…» Это самая моя дорогая реликвия. Этой балалайке 55 лет.
2
Какие игры? Была лапта, взрывали песок с карбидом – банка взлетала на 100 метров! Часто воевали: делали пистолеты из гильз, вставляли горящую кинопленку и стреляли. Когда я переехал на станцию Степь, 11-й разъезд, рядом был поселок Дунькин Пуп. Между нашими и дунькопуповцами были войны. У нас были санитарки, мечи, ледовое побоище. Стенка на стенку. А еще я, как в фильме «Любовь и голуби», – гонял голубей. Бегал по крышам. Голубей обменивали, воровали.
Чем дальше уходишь в глубинку, в Сибирь, в Забайкалье, в Приморье, – тем чаще встречаешь удивительно красивых людей. Они открытые, чистые, щедрые и живут по принципу: отдав – приобретешь, взяв – потеряешь. У нас был бурят Доржей. Говорили, что он много читал и сошел с ума. Был рослый, очень смешной и трогательный, помогал всем. Между прочим, от него я в фильм «Любовь и голуби» многое перенес. Мы его дразнили: «Доржей, Доржей!» и крутили у виска: с ума сошел. А он улыбался и убегал от нас.
В фильме «Любовь и голуби» был эпизод, когда он вспоминает про Володьку-дурачка. «У нас, – говорит, – Володька-дурачок в селе был. Ума-то Бог не дал, а силы – сколько хочешь, без конца, без края. Понаехали шабашники, взяли и убили его. Они выпили да драться стали. Он подошел: «Что вы делаете-то? Не надо драться, нельзя». Они пырнули его. Разбираться-то не будут. Я очень люблю этот фильм и, когда этот эпизод вспоминаю, у меня всегда спазм в горле и перед глазами стоит Доржей.
Не забуду случай, связанный со станцией Степь. Когда мы приехали туда из Цугульского Дацана, работы и жилья не было, и нас поселили в морг. Это землянка была, оттуда вынесли два гроба, поставили два топчанчика, соорудили печурку, прорезали дымоход. Нас там заносили сугробы, мы с трудом выходили наружу. Откапывали друг друга!
Когда я шел в школу, с неба падали комочки. Это были замерзшие воробьи. Я собирал в тулупчик штук 5–6, они потом отогревались и по всему классу разлетались. «Михайлов, вон из класса!». Но на улицу меня не выгоняли – там был мороз 40–45 градусов!
3
И мама моя и мои предки из староверов, они были высланы в Красночигульский район, село Урлак. Мама родилась там. У нас был большой дом в центре села. Как рассказывала мама, огромный дом, двенадцать комнат. Потом из этого дома их выгнали. Ее младшая сестра умерла с голоду, а мама уехала в Цугульский Дацан.
Отец – это длинная история. Они расстались, когда мне было четыре года. Я звал отца «папа дядя Яша». У отца была фамилия Баранов. Мой дед был Архип Николаевич Баранов, из белой гвардии, служил в Семеновском полку. Когда красные взяли власть, семеновцы ушли в Харбин. Но дед остался. Дед мамы и дед отца не предали друг друга, они дружили. Один – за красных, другой – за белых!
Дед Баранов приложил руку к моему воспитанию. И у меня тоже должна была быть фамилия Баранов. Но эту фамилию скрывали, мать настояла, чтобы я был Михайловым. Дед позвал меня, когда умирал, мне было лет шесть, и сказал: «Шурка, запомни четыре фразы и ты выживешь: люби свою родину Россию больше, чем себя самого, если надо – отдай за нее жизнь, сердце отдай людям, душу – господу Богу, а честь сохрани для себя и никому не отдавай». Попросил трижды повторить. Я повторил, но ничего не запомнил. Вскоре он умер. Прошло лет пятнадцать, и я понял, что дед дал мне очень мощный фундамент, на котором я до сих пор стою. Никакая заваруха не собьет меня с моего фундамента!
4
В 4-м классе я влюбился в Валю Киселеву – она была дочь офицера. А я был стеснительный до патологии и попросил поговорить с Валей другую одноклассницу: хочет ли та со мной дружить. Она пришла, говорит: «Валя согласна!» Когда я узнал, что она согласна, я оббегал ее метров за пятьдесят!
Я окончил ремесленное училище. После ремеслухи сбежал на корабль. Бороздил моря, океаны – учеником моториста, мотористом, электриком. Поменял два судна. Потом была катастрофа в море, и там погибло много моих друзей. Я был вынужден списаться на берег по просьбе матери: она поседела от переживаний. Мы семь месяцев были в море, она думала, что мы погибли. На причале встретила меня и сказала: «Все, Шурка, или море, или я».