Звонок (Кольцо)
Шрифт:
— Давайте, я тогда сам разыщу хозяина и верну ему карточку, хорошо?
Ёсими безмолвно кивнула и быстро вышла из кухни: ее как раз позвал муж. Лишившийся единственной дочери отец сидел на коленях перед новеньким буддийским алтарем, глядел на стоящую там фотографию и как будто тихо говорил с ней о чемто. Его голос был пугающе безмятежным, отчего Асакава почувствовал себя прескверно. Наверное, в глубине души тот все еще отвергает грубую реальность. Что ж, остается только молиться, чтобы эти люди сумели скорее оправиться от постигшего их горя.
Пока ясно одно: если бы этот Нонояма сам дал свою членскую карточку Тиэко, то, узнав о ее смерти, позвонил бы родителям и попросил вернуть. Но Ёсими ничего не знает. Вряд ли Нонояма забыл о карточке. Как и любой из членов его семьи, заплатив немалые взносы и потеряв билет, никогда не пустит все на самотек. Чем же тогда все это объяснить? Асакава принялся размышлять: «Нонояма вполне мог дать свое удостоверение комуто из оставшихся троих, то есть Ивате, Цудзи или Номи. Но карточка могла какимто образом попасть к Тиэко и остаться у нее. После этого Нонояма связывается с родителями того, кому дал карточку, те пытаются ее найти, но не находят, и вот она здесь». Так что, если попробовать связаться с семьями остальных погибших, то вполне возможно, что удастся выйти и на Нонояму. И позвонить им лучше сегодня же вечером. А если не получится ничего выяснить, то, по всей вероятности, карточка не имеет прямого отношения к делу. Но встретиться с Ноноямой в любом случае не помешает. В крайнем случае, можно попытаться найти его по членскому номеру «Тихоокеанских курортов». Если обратиться непосредственно на фирму, там вряд ли скажут его координаты, но дело мастера боится, и всегда можно пустить в ход журналистские связи.
Асакаву ктото звал. Голос откудато издалека: «Кадзуюуки!». Это был голос жены, перемежающийся с детским плачем.
— Кадзуюки! Ну, где ты? Иди сюда скорее!
Асакава очнулся от раздумий. На мгновение он даже забыл то, о чем думал. Плач Ёко действительно был странным, и чем ближе, тем внятнее это ощущалось.
— Ну, что такое случилось? — недовольно спросил Асакава.
— С Ёко чтото неладно. Смотри, она обычно так не плачет. Не заболела ли?
Асакава пощупал лоб дочери. Температуры вроде бы нет. Ручки дрожат, и эта дрожь передается всему телу, так что даже спинка подрагивает. Лицо покраснело, глаза плотно зажмурены.
— И долго она так?
— Так ведь никого рядом не было, когда она проснулась!
Ёко часто плачет, если просыпается в комнате одна, но сразу же успокаивается, как только мама возьмет ее на руки. Когда ребенок плачет, он всегда пытается чтото выразить, но что означал этот ее плач? Все, что угодно, только не «приласкайте меня». Маленькие ручки она крепко прижала к лицу. Может быть, испугалась чегото? Да, наверняка. Она явно напугана, и очень сильно. Ёко откинула головку и приоткрытым кулачком как будто указывала на чтото перед собой. Асакава поднял глаза: сантиметрах в тридцати от потолка на столбе висела большая маска дьяволицы Хання. Так вот в чем дело!
— Аа, смотри! — мотнул он подбородком в сторону маски. Они одновременно посмотрели на лицо ведьмы, потом друг на друга.
— Ты что же думаешь, она черта испугалась?
Асакава поднялся, снял со столба маску и положил на шифоньер, так чтобы Ёко не могла ее заметить. Плач в ту же секунду умолк.
— Вот оно что! Ёко, маленькая, ты у нас чертиков боишься! — Сидзука ласково потрепала щечки дочери. Разобравшись в чем дело, она, кажется, успокоилась, чего нельзя было сказать об Асакаве, которому вдруг почемуто захотелось поскорее убраться из этой комнаты.
— Ну, хватит, пошли домой, — поторопил он жену…
Вечером, вернувшись домой от Оиси, Асакава по порядку обзвонил семьи Номи, Цудзи и Ивата. Нужно было выяснить, не обращался ли ктолибо из знакомых их детей по поводу членского удостоверения. Последней подошла к телефону мать Иваты и залпом выпалила: «Вы знаете, нам звонил человек, который назвался старым школьным другом сына и попросил вернуть ему членское удостоверение. Чтото, связанное с курортами… Мы обыскали всю комнату, но так ничего и не нашли. Даже неудобно перед человеком». От нее Асакава узнал и телефон Ноноямы, которому тут же и позвонил.
Нонояма подтвердил, что в последнее воскресенье августа действительно встретился с Иватой в Сибуя и дал ему на время свое клубное удостоверение. Ивата говорил ему, что гдето «подснял» себе подругушкольницу и собирается поехать с ней куданибудь провести ночку.
— Ну да. Летние каникулы уже кончались, и, не порезвившись вдоволь, о занятиях нечего было и думать…
— Чудакчеловек! Откуда у студентовподготовишек летние каникулы? — засмеялся в ответ Нонояма.
Последнее воскресенье августа было 26 числа, и если уж они куда то и поехали, то это было в один из дней 27го, 28го, 29го или 30го августа. С сентября, где бы ты ни учился, везде начинается новый семестр.
Наверное, от долгого пребывания в гостях в незнакомом доме, Ёко настолько устала, что сразу же отправилась спать вместе с мамой. Изза двери спальни слышалось их дружное посапывание. Девять часов вечера… Наконецто и у Асакавы появилось время отдохнуть и собраться с мыслями. Если бы жена и дочь не спали, в тесной двухкомнатной квартире деваться было бы некуда. Асакава достал из холодильника бутылку пива, наполнил стакан. Зажмурился, смакуя терпкий вкус. Итак, находка членского удостоверения — большой шаг вперед, это однозначно. То, что Сюити Ивата и трое его друзей воспользовались базой отдыха «Тихоокеанских курортов» между 27 и 30 августа — весьма и весьма вероятно. И, скорее всего, они сняли себе коттедж именно на турбазе «Пасифик Ленд» в МинамиХаконэ. Все остальные базы значительно дальше от Токио, а чтобы студенты с их скудным бюджетом решили группой с шиком отдохнуть в отеле — это уж совсем неправдоподобно. Самый естественный путь для них — снять дешевый домик, воспользовавшись клубным удостоверением. В таком случае все удовольствие обойдется примерно в пять тысяч иен, то есть всегонавсего по тысяче с хвостиком «с носа». Телефон турбазы был уже на руках. Асакава положил перед собой блокнот. Позвонить в конторку и спросить, не снимал ли ктонибудь домик для четверых на имя Ноноямы, казалось бы, быстрее всего. Да только по телефону никто ничего говорить не станет. Администраторы там прекрасно обучены и, само собой, приватную информацию о своих клиентах разглашать откажутся наотрез. Будь ты хоть трижды корреспондент крупного издания, по телефону администратор ничего не расскажет. «Тут первым делом следует связаться с какойнибудь местной конторой, найти юриста со связями, который сможет добиться разрешения просмотреть журнал регистрации проживающих», — решил для себя Асакава. В подобных случаях, единственные, кому администратор обязан показывать документацию, это представители полиции и адвокаты. Если Асакава представится кемто из них, то сразу привлечет к себе внимание и поставит под удар свою фирму. Так что, первонаперво следует продумать наиболее безопасный путь. С другой стороны, все это потребует времени — дня тричетыре, не меньше. Столько не вытерпеть: хочется все знать уже сегодня и сейчас. Детективный азарт разобрал его уже настолько, что три дня казались непростительно долгим сроком. Что же, черт побери, за всем этим кроется? Если совместная поездка этих четверых на турбазу в МинамиХаконэ действительно окажется причиной их таинственной гибели, то что же, собственно, там случилось? Вирусы, вирусы… Для себя окрестив это «вирусом», он отлично понимал, что такое название — всего лишь прикрытие, попытка противостоять мистическому, иррациональному нечто. Научный взгляд на паранормальные явления, в принципе, логически оправдан: нет смысла объяснять непонятное непонятными же терминами. Все следует переводить на естественный и понятный язык.
Ему вспомнился плач Ёко. Почему маска черта, увиденная сегодня вечером, напугала ее до такой степени? По пути домой, в поезде, он еще спросил у жены:
— Слушай, ты Ёко о чертях раньше рассказывала?
— То есть?
— Ну, картинки из книжек показывала, может быть, или чтото еще. Давала ей понять, что черти — это страшно!
— Мм… Да нет.
На том разговор и оборвался. Сидзука не испытывала сомнений. Но Асакаве чтото не давало покоя. Чтобы так напугать человека, нужно затронуть его глубинные инстинкты, просто так страх не возникает. Человек издревле привык чегото бояться: грозы, урагана, зверей, вулканов. И еще темноты… Когда звук грома начинает ассоциироваться с опасностью молнии, ребенок начинает инстинктивно его бояться. Но тут важно то, что гром — абсолютно реальная вещь. Это очевидно. И вот здесь возникает вопрос! Черти — как быть с ними? Возьми любой толковый словарь, и там понятие черта трактуется как «мифическое чудовище», или же «дух умершего». И если бояться черта только изза его страшного лица, то по той же причине следует бояться и Годзиллу. Ёко однажды увидела в витрине универмага его искусно сделанную куклу. И никаких страхов. Какое там! Один живой интерес, глаза горят — не оттащишь! Годзилла, как ни крути — абсолютный вымысел. А что же Черт? Чисто японская выдумка? Нет, ничего подобного, в Европе есть такой же персонаж. Дьявол… Второй стакан пива показался пресным. Есть ли еще чтонибудь, чего Ёко могла испугаться? Есть! Темнота. Темноты она боится беспредельно. Если в комнате не горит свет, в одиночку она туда ни ногой. И, кроме всего прочего, тьма как антипод света существует совершенно определенно. Вот и сейчас Ёко, обнявшись с мамой, спит в абсолютно темной комнате…
Глава II. ГОРНОЕ ПЛАТО
11 октября, пятница
Дождь усиливался, и приходилось все время ускорять «дворники». Погода в Хаконэ изменчива: в окрестностях Одавара может быть ясно, но чем выше забираешься в горы, тем влажнее становится воздух, и вблизи перевала Асакаву неоднократно настигал проливной дождь и сильный ветер. Днем еще можно худобедно выгадать погоду по виду облаков, окутавших гору Хаконэяма, но с наступлением темноты приходится смотреть лишь вперед, в разрываемый фарами мрак, и только остановившись и выйдя из машины, вдруг замечаешь, что кудато исчезли все звезды. Когда он садился на поезд в Токио, на город только спускались сумерки. Когда брал напрокат машину на вокзале Атами, луна то пряталась, то выныривала изза облаков. А теперь редкие капли, блестками выхватываемые из темноты светом фар, превратились в стопроцентный ливень.