Звонок (Кольцо)
Шрифт:
— А это что такое? — спросил он и поймал себя на том, что местоимение это непроизвольно сорвалось с языка. А как еще назвать то, у чего названия нет? Администратор сделал недоумевающее лицо, вопросительно хмыкнул, повертел кассету в руках.
— Это? Так, ничего особенного…
Ага! А он сам то знает, что там записано?
— Вы сами не смотрели? Это … — поинтересовался Асакава.
— Да нет…
Администратор замотал головой, давая понять, что вообще представления не имеет, откуда это
— А вы не против, если я возьму ее посмотреть? Если можно, конечно…
Вместо ответа старик вдруг хлопнул себя по колену.
— Аа, вспомнил! Это в комнате валялось. А я подумал, наша пленка — ну и принес…
— А она часом не в Б4 была? — медленно задал наводящий вопрос Асакава.
— Да я уж и не упомню. Ведь месяца два прошло, не меньше.
— Значит, вы ее не смотрели? — снова спросил Асакава.
Администратор снова дернул головой, и с его лица исчезла улыбка.
— Нет. Хотите записать чтонибудь с телевизора?
— Ээ… Ну, в общем…
Администратор еще раз взглянул на кассету.
— А у нее вот — язычок отломан! От перезаписи.
То ли виски давал себя знать, то ли что, но нервы вдруг зашалили. Так и хотелось рявкнуть: «Черт побери, хватит умничать, кассету давай!» Но он не имел привычки наезжать на людей, даже если был порядком выпивши.
— Ну, пожалуйста. Я сразу же верну! — склонил голову Асакава.
Администратор не мог взять в толк, с чего это вдруг так заинтересовало постояльца. А может, там интересное чтото записано? Стереть хотели и забыли… Эх, надо было тогда сразу посмотреть. Хоть сейчас ставь и смотри, но клиенту ведь не откажешь. Старик протянул кассету.
Асакава достал было кошелек, но администратор замахал руками.
— Что вы, что вы, не надо! Что ж я, за такое деньги стану брать…
— Ой, спасибо большое. Я сразу же верну!
— Уж пожалуйста, а то мне и самому интересно.
Администратор уже не скрывал любопытства. Сотый раз смотреть уже виденное — никакого интереса.
…И всетаки, как же он раньше не вспомнил? Ведь с тоски помирал. Впрочем, ладно. Может быть, там просто дурацкое телешоу записано. Но все равно не терпелось посмотреть, скорей бы кассету вернули…
Пленка была перемотана на начало. Обычная 120минутная кассета, какие есть в любом магазине, язычок отломан, как и сказал администратор. Асакава включил видео, всунул кассету в щель. Усевшись потурецки прямо перед экраном, нажал на «плей». Пленка пошла с характерным звуком. Кто знает, может быть, здесьто и окажется ключ к загадке четырех смертей. Асакава нажал «плей» с чувством, что будет рад даже самой крохотной зацепке. Ну, опасатьсято пока нечего. От просмотра видео еще никто не умирал. Сначала послышался треск, и картинка замелькала, но, стоило поиграть каналами, изображение сразу же успокоилось, а экран словно залило чернилами. Это, надо полагать, первая сцена видеоролика. Звука не было, Асакава даже подумал, что чтото сломалось, и поднес лицо к экрану. «Предостережение! Трусливый, не смотри это!» — вспомнились слова Иваты. Ну, жалетьто вряд ли придется — мы люди привыкшие. Какникак бывший корреспондент социологического отдела. Жестокие сцены приходилось всякие видеть, и жалеть по такому поводу Асакава не станет — уж в этомто он был уверен.
На матовочерном экране возникла крохотная, как от кончика иглы, яркая точка и, постепенно разбухая, заметалась вправовлево, пока не замерла в левом нижнем углу. Потом распустила веточки с лохматыми концами, превратилась в пучок света и поползла, извиваясь как червяк и оставляя след в виде букв. Это были не просто титры. Как будто ктото очень коряво писал кистью белые иероглифы на черной бумаге. Впрочем, разобрать было можно. «Смотри до конца!» — приказала надпись и исчезла, сменившись следующей: «Мертвяк тебя съест». Какой такой мертвяк, пока неясно, но угроза съесть, похоже — не шутка. Наверное, между этими двумя фразами можно вставить «а не то». То есть, имеется в виду: «Не останавливай пленку, а не то плохо тебе будет».
Фраза про «мертвяка» стала разрастаться, вытесняя с экрана черноту. Теперь экран стал молочно белым — незамысловатая перемена. Молочная белизна была неровная, и совсем не выглядела естественной. Словно ктото нагромоздил на холсте свои чувства. Как будто чтото копошится, мучается и, найдя выход, бессознательно стремится выплеснуться наружу. Или просто дикое движение жизни. Мысль обладает энергией, звереет, поглощает мрак. Странно, но нажимать на «стоп» совсем не хочется. Не из страха перед мертвяками, наоборот — яростный прилив энергии дает ощущение уюта.
Изображение казалось чернобелым, но тут экран залило красным. И тут же непонятно откуда послышался подземный гул. Звук не имел направленности, не было чувства, что он льется из маленьких динамиков, скорее казалось, что сам дом ходит ходуном. Липкое, текучее красное пятно взрывалось, разлетаясь брызгами, временами заполняло весь экран. Черное, белое, теперь красное — цвета беспорядочно менялись, но ничего реального пока не просматривалось. Абстрактность изображения, радикальная смена насыщенных цветов глубоко врезалась в мозг, утомляла. И тут, словно уловив мысли зрителя, краснота исчезла с экрана, сменившись панорамой горы с пологими склонами, явно вулкана. В чистое, безоблачное небо вулкан выдыхал клубы белого дыма. Снимали от подножья, под ногами все было покрыто глянцевочерной застывшей лавой.
Экран снова потемнел. Небо, еще секунду назад сверкающее синевой, за какоето мгновение окрасилось черным, а еще через несколько секунд экран словно прорвало, в середине возникла ярка красная клякса и потекла вниз. Снова разрыв… Разлетающиеся брызги пылали красным, и за ними едва различался контур горы. По сравнению с предыдущей абстракцией, изображение обрело конкретность. Несомненно, извержение вулкана — явление естественное и потому вполне объяснимое. Поток лавы стекал по склону горы, заполнял долину и заметно приближался. Куда теперь сместится камера? Еще зальет ненароком — не с неба же они снимают. Подземный гул нарастал, лава уже почти заполнила все пространство экрана, но тут сцена резко сменилась. Между картинами не ощущалось никакой последовательности, все сменялось резко и бессистемно.
На белом фоне проступил черный иероглиф. Контуры размытые, но смысл прочитывается: «гора». Вокруг несколько клякс, как будто ктото слишком энергично водил чрезмерно смоченной кистью. Иероглиф не двигался, изображение не искажалось.
Снова смена картины. Две игральные кости на дне круглой свинцовой чаши. Фон совершенно темный, дно чаши почти черное, только на одной кости ярко красным глазком обозначена единица. Кости медленно вращались в чаше, выпали пятерка и единица. На белом поле — красная точка и пять черных… Что это значило?