Звучат лишь письмена
Шрифт:
Ань-цюань встал. Все замолчали.
— Более двухсот лет наша династия правит государством. И вот враг, пришедший с севера, уже в который раз заставляет нас думать о жизни и смерти династии. Теперь, когда он у стен столицы, не время для праздных разговоров. Повелеваю всем подняться на степы. Я сам прибуду туда.
Один за другим покидали сановники дворец. Ань-цюань вышел во двор. Ему подали коня. Почти все население столицы было на городской стене. Устанавливали катапульты и большие самострелы. Лучники несли тугие связки стрел. Па стены втаскивали камни. Кипятили в, котлах воду и смолу.
Было отбито несколько штурмов. Крепкие стены города стали еще более неприступны благодаря мужеству его защитников.
На этот раз совет был собран в белой юрте Чингисхана. Совет решил: раз город нельзя взять штурмом, его надо затопить.
Стояла глубокая осень. Непрерывно шли дожди. Монгольские воины и население соседних областей, согнанное монголами, возводили плотину на реке. Потоки воды хлынули в Синцин. Вода заливала квартал за кварталом. Рушились здания, тонули люди. Ань-цюань спешно-направил посольство к чжурчжэням, прося у них поддержки. Помощи не было, а вода все прибывала, угрожая разрушить стены города. Гибель Ся казалась неминуемой.
Дождь лил уже вторые сутки. В мутных потоках, затопивших улицы, зловеще плавали распухшие трупы.
Те, кто еще был жив, приютились на крышах уцелевших домов и на городской стене, в отчаянии дожидаясь своего часа. Серый холодный рассвет не сулил ничего хорошего В монгольском лагере началось какое-то движение. По стене поползла весть — враги готовятся к штурму, государь приказал всем достойно принять смерть. Уже светало, когда заметили, что вода вдруг стала быстро убывать. В монгольском лагере также происходило что-то невероятное. Побросав палатки, скот, имущество, монголы вскакивали на коней и мчались в сторону ближайших гор. И когда к полудню ветер разогнал тучи и впервые-за много дней проглянуло желтое холодное солнце, тан-4 гуты поняли, что свершилось чудо, которое и спасло их.
Ранним утром река прорвала воздвигнутую монголами плотину и затопила их лагерь.
К вечеру в Синцин прибыли монгольские послы и предложили начать переговоры о мире. Неудача монгольской армии во многом определила его условия. И все-же Ань-цюань признавал себя вассалом Чингисхана и вынужден был отдать ему в жены свою дочь. Тангутская принцесса Чахэ стала третьей женой повелителя монголов.
«Разделяй и властвуй» — этому девизу всех поработителей Чингисхан следовал с первых своих шагов на пути завоеваний. Принудив тангутов признать себя зависимыми, он заставил их начать войну с чжурчжэнями. История войны Си Ся и Цзинь в 1214–1225 годах — это печальная история взаимных нападений, побед и поражений на грозном фоне стремительных ударов монгольской конницы, ударов, смертельно ранивших каждую ид воюющих сторон.
В 1217 году монголы снова напали на тангутов, на этот раз своих «союзников» в войне с Цзинь. Очевидно, в их планы входило покончить с тангутским государством перед походом на запад. И на этот раз тангутская столица выдержала осаду. Спешно собираясь в поход на Хорезм и Иран, монголы решили пока оставить тангутов в покое, но потребовали, чтобы тангутские войска тоже участвовали в их западном походе.
Посол Чингисхана заявил тангутскому государю:
— Ты обещал мне быть моею правой рукой. Так будь;же ею теперь, когда я выступаю в поход на сартаульский народ[45], который порвал мои златые бразды.
Не успел государь Ся ответить, как князь Аша-гамбу крикнул монгольскому послу:
— Не имеешь силы, так незачем и ханом быть!
Подобную смелость можно было объяснить тем, что тангуты были окрылены успешной защитой столицы и очень надеялись на мир с чжурчжэнями и совместную войну против монголов.
Услышав от своего посла ответ тангутов, Чингисхан пришел в ярость: «Мыслимо ли стерпеть такое оскорбление от Аша-гамбу. За подобные речи, что стоило бы прежде всего пойти войною на них? Но — отставить это сейчас, когда на очереди другие задачи. И пусть сбудется это тогда, когда с помощью вечного Неба я ворочусь, крепко держа золотые бразды».
Новый государь Ся Дэ-ван принял срочные меры для усиления обороноспособности страны. Он добивается заключения мира с Цзинь, укрепляет армию, строит оборонительные сооружения. Тангутские послы отправляются даже в монгольскую степь, уговаривая местные племена выступить против Чингисхана. Последнее известие очень встревожило повелителя монголов. Из Северной Индии, из далекого Пешавара тронулся Чингисхан с армией в обратный путь.
Весной 1225 года он возвратился в свою орду. Монгольский посол немедленно прибыл к тангутскому двору.
Крушение тангутского царства
Дэ-ван сидел в глубокой задумчивости. Молчали и члены Государственного совета. С таким делом спешить нельзя. У всех в ушах еще звучали резкие слова монгольского посла: «Или бурхан[46] немедленно пришлет в. орду своего сына в заложники, или война!»
Первым решился сказать свое слово глава чжуншу[47] Ли Юань-цзи:
Наше величество, монголы — это хищные звери. Даже если они вежливы и не беспокоят, все равно следует опасаться их рева. И характер их непостоянен. Своим отказом мы дадим им повод для войны. Государство Цзинь на краю гибели. Оно само не в состоянии обороняться. Разве оно сможет помочь нам? Надо отправить наследника в орду…
Дэ-ван вздрогнул. Гневом блеснул его взор. Но он не успел и рот открыть, как Совет одобрительно загудел: «Советник прав, надо, надо послать наследника в орду».
Жалкие трусы. Дэ-ван вскочил.
— Замолчите! Мое последнее слово. Слово государя.
Он увидел растерянные, испуганные лица и, стараясь сдержать себя, убеждая, заговорил:
— Я только что восстановил мир с Цзинь и надеюсь общими силами устоять против северного врага. Жэн — мой единственный сын. Послать его сейчас к ним в кабалу, а после раскаиваться? Зачем спешить. Зовите посла.
Монгол вошел и дерзко глянул в лицо государю.
— Передай великому хану наш привет и пожелания доброго здоровья. Мы решили сына своего в орду не посылать…
В конце 1225 года Чингисхан возглавил армию, выступившую в поход на Ся.
Дэ-ван еще и еще раз перечитывал перевод письма, только что полученного от Чингисхана: «Некогда ты, бур-хан, обещал быть со своими тангутами моею правою рукой, вследствие чего я и звал тебя в поход на сартаулов, которые нарушили условия мирного договора. Но ты, бурхан, не только не сдержал своего слова и не дал войска, но еще и ответил мне дерзкими словами. Занятый другими мыслями, я решил посчитаться с тобой потом. Ныне, совершив сартаульский поход и с помощью вечного Неба обратив сартаульский народ на путь правый, я возвратился и иду к тебе, бурхан, потребовать отчета».