Звучат лишь письмена
Шрифт:
Затем Ло Фу-чэн еще раз исследует текст «Лотосовой сутры» и на основании этого текста и известных ему страниц «Жемчужины в руке» издает краткий тангутский словарик, а Ло Фу-чан в статье «Краткое описание тангутской письменности» устанавливает, что тангутское письмо идеографическое и создано по образцу китайского, и кратко анализирует его отдельные элементы. В самом начале 20-х годов, получив от А. И. Иванова новые материалы, Ло Фу-чан продолжает публиковать свои исследования на страницах одного из китайских научных журналов, а Ло Фу-чэн в 1924 году с фотографий
А. И. Иванова издает в городе Тяньцзине «Жемчужину в руке». Исследователи получают большой и оригинальный материал. Издание «Жемчужины» особенно заинтересовало Невского, и он берется за изучение тангутского языка.
Живя и работая в Осака, Н. А. Невский был непременным и постоянным участником Осакского общества востоковедения, которое ставило перед собой большие задачи в изучении Востока и находилось под сильным влиянием идей видного китайского историка Ван го-вэя. Многие члены этого общества, в особенности Исихама Дзюн-таро, поощряли интерес Н. А. Невского к тангутоведению, справедливо видя в нем перспективного и талантливого исследователя и, что было крайне важно, ученого, имеющего тесные контакты с русской Академией наук, обладательницей уникальной тангутской коллекции. Возможно, не без содействия Общества летом 1925 года Николай Александрович прибыл в Пекин. Он посещает своего бывшего университетского учителя Иванова, и Алексей Иванович охотно делится с ним теми материалами, которые не известны еще никому. Он представляет Невскому возможность скопировать фотографии кусков тангутских текстов с тибетской транскрипцией, найденных в свое время В. Л. Котвичем, и разрешает исследовать их и издать. Одновременно Иванов знакомит Невского с тангутскими толковыми словарями «Гомофоны», «Море письмен» и «Море письмен, смешанные категории».
«Эти словари, — писал Н. А. Невский, — весьма любезно показал мне профессор А. И. Иванов, когда я был в Пекине летом 1925 г. Он взял их из Азиатского музея с собой, чтобы подробно изучить в Пекине. Однако профессор А. И. Иванов, являясь первым переводчиком (драгоманом) при советском посольстве в Китае, был перегружен различной работой. Он говорил, что с трудом находит свободное время для какой-либо научной работы, в частности и для занятий тангутским. В результате перечисленные словари до сих пор не описаны подробно. Вот почему я взялся за эту работу, хотя вполне сознаю, что в моих познаниях в области тангутской письменности много пробелов».
Работа началась. Прежде всего следовало овладеть всем тем, что уже было сделано другими. Николай Александрович расписывает на карточки труды своих предшественников и создает картотеку — рабочий словарь. Но как расположить материал в словаре?
…Сегодня Николай Александрович встал рано, в половине седьмого. Раскрыл окно. В комнату хлынула свежесть раннего весеннего утра. За окном бело-розовое кипение: цветет японская вишня — сакура. В такие часы работается особенно хорошо.
Так как же разместить знаки? Николай Александрович задумчиво перебирает карточки. Вот они, знаки все еще малопонятного тангутского письма. Этот
Группа А
Группа В
Нет, пожалуй, слово «дерево» удобнее отнести к группе В. Постой, постой… А не взять ли вообще за основу классификации верхний элемент знака, такой, как
Кроме того, верхний и нижний элементы есть не у всех знаков. А если еще и левый, боковой, начальный? Ну, скажем, вот этот, который в группе A
Невский приступил к изучению тангутских словарей и текстов с тибетской транскрипцией. Наконец, в 1926 году он издает свой первый словарь, включающий 334 знака — «Краткое руководство к тангутским письменным знакам с тибетской транскрипцией» — первый в мире после гибели Великого Ся систематизированный словарь тангут-ских знаков, составленный на основе дешифровки оригинальных текстов. Невский не просто дал каждому знаку тибетскую транскрипцию, взятую из исследуемого текста, и китайскую из «Жемчужины в руке», но и, сопоставляя их, сделал первую попытку восстановить подлинное звучание тангутских знаков, заставить их заговорить, сделал первый шаг к тому, чтобы древний забытый язык зазвучал вновь.
Рецензируя эту работу в международном китаеведческом журнале «Тун бао», Поль Пельо высказал надежду, что «мало-помалу мистерия, окружавшая письменность и язык Си Ся, обещает рассеяться».
В следующем, 1927 году Николай Александрович начал подготовку к публикации описания тангутских словарей и занялся исследованием структуры тангутских иероглифов, продолжая тем самым работу, начатую Ло Фу-чаном и немецкими исследователями Анной Бернхарди и Эрвином фон Цахом. Поражала простота, которая нередко таилась за кажущейся сложностью тангутских знаков, о которых Бертольд Лауфер сказал, что «это самая сложная система письма из всех, когда-либо созданных человеческим умом». Вот этот элемент
Тангутика все больше увлекала, и еще нестерпимее хотелось домой, на Родину, где родные, Волга и яростный январский мороз, где в Азиатском музее хранятся бесценные сокровища памятников тангутского письма. Горько было оставаться в Японии еще на год, так как паспорт, необходимый для возвращения на Родину, пока не был получен.
Николай Александрович не спеша вывел дату — 28 декабря 1927 года. И задумался. Да, уже двенадцать лет он оторван от Родины…
«Многоуважаемый Сергей Федорович![58]
Поздравляю Вас с Новым годом и от души желаю всего лучшего. Собирался на будущий год распрощаться со Страною Восходящего Солнца, но, не имея еще советского паспорта (ответа на мое прошение о принятии в советские граждане до сих пор еще нет), принужден был согласиться на продление контракта с Институтом Иностранных Языков еще на год.
Прошлое лето провел (около месяца) на Формозе среди племен Цоу (одно из племен формозских аборигенов), собирая материалы по языку и фольклору.
Время от времени возвращаюсь к своим занятиям тангутикой. Присланные Вами тексты с тибетской транскрипцией в общем прочитаны…
Посылаю Вам часть своих заметок относительно тангутских слов и попытку анализа тридцати пяти иероглифов… Надеюсь, становится ясно, что тангутские иероглифы, несмотря на кажущуюся сложность, гораздо более говорят о своем внутреннем содержании, чем китайские, которые явились главным образцом для составления тангутской письменности. Нельзя ли еще раз затруднить Вас просьбой о высылке мне каких-нибудь тангутских текстов, чтобы не бросать уже начатого дела».
С совершенным почтением Н. Невский».