Звуковой барьер

Кохановский Игорь Васильевич

этот молодец из вашего театра.

– Почему вы так думаете?
– спросил Шекспир не сразу.

– Она стала часто бегать в "Глобус" в этом костюме и маске. Сидит и смотрит - на

кого? Кто же это знает?.. Но вот вы увидите, что это какой-нибудь ваш клоун. Что-нибудь

вроде этой наглой твари Кемпа, у которого хватит же наглости посвятить ей книгу о том, как он отплясывает джигу. Поверьте, раз он мог протанцевать десять часов подряд, а его

грязные штаны в память этого прибиты в какой-то

городской ратуше, - ну! он имеет все

права на место под этим пологом! Сегодня она и ходила к нему, но тут мы с вами

помешали.

– У нее был ребенок от вас?
– вдруг спросил Шекспир.

– Да!
– кивнул головой Пембрук.
– Мертвый мальчик. Она зарыла его, как ведьма, где-

то в огороде. Прямо в тряпках, - он грубо усмехнулся.
– Разве у нее могут рождаться какие-

нибудь дети, кроме мертвых?

– Кроме мальчиков, - сказал Шекспир.

– Кроме мертвых мальчиков, - поправился Пембрук.

Помолчали.

– А что за история случилась на вашем обручении?
– спросил Шекспир, слегка

морщась, как от противной зубной боли.
– Она надерзила королеве?

– Ах, Виллиам, Виллиам, разве станет она дерзить королеве? Нет, конечно. Но дело

было так: после рождения этого мертвого мальчика, - его опять передернуло, - она вдруг

стала настаивать, чтобы я на ней женился. Она хотела второй раз выйти замуж, Виллиам.

Второй! Ибо в первый-то раз она вышла за какого-то голоштанного капитана, когда ей еще

не было шестнадцати лет. Черт знает, зачем это ей было нужно! Но вы воображаете, каким

морским штучкам он ее научил?

Так вот, она потребовала, чтобы я на ней женился. Тут я ей сказал прямо: "Нет!" И вы

представляете, тогда она стала униженно просить меня, чтобы я ее не бросил. Ох,

Виллиам, как она плакала, как молила, как валялась в ногах! И доводы-то у нее пошли

самые бабьи, - мол, она меня любит, не переживет, если будет знать, что я живу с другой, она убьет себя, меня, подсыпет отравы моей невесте, и, наконец, даже так: она фрейлина

королевы и не позволит, чтобы позорили ее имя. Она упадет к ногам ее величества, расскажет все и будет требовать... ой. Боже! Да чего только она не наговорила мне тут! Но

я ее уже почти ненавидел.
– Он остановился.
– Как это вы писали?

Но лилия гнилая пахнет хуже,

Чем сорная трава в навозной луже.

Шекспир сидел, слегка постукивая пальцами по столу, и улыбался. Ему было все

невыносимее слушать Пембрука.

– Ну-ну, - сказал он, улыбаясь.

– Ну, одним словом, я ей все-таки сказал: "Нет!" Я дал ей возможность уговаривать, приводить

все доводы, молить, я внимательно слушал ее до конца, а потом отвечал: "Нет!

Нет, нет, нет!" Она ходила по дворцу с красными глазами и шаталась. Говорили, что она

начала пить даже. Все это как-то дошло до королевы. А может быть, она действительно

пала ей в ноги. Во всяком случае ее величество передала моему отцу, что ей все это

надоело и, если я не женюсь, она посадит меня в Тауэр. Что же, это прямой приказ! Тогда

я пригласил на свое обручение и эту цыганку. И она пришла. Ей предложили руководить

танцами, она согласилась. И вот у нее хватило смелости подойти в маске к королеве, которая с ней не разговаривала вообще, и пригласить ее на танец. "Кто вы такая?" -

спросила королева. Она стояла перед ней, смотрела ей в глаза и улыбалась. Ох, это был

поединок змеи со скорпионом. "Любовь", - ответила она королеве. Та, конечно, узнала ее

по голосу. Ведь такого густого, грудного голоса, как у нее, нет ни у кого. "Любовь коварна,

– ответила королева.
– Это фальшивая любовь!" А она стояла и смотрела на нее. Ведь кто, как не она, знает, что королева не снимает парика и вечно размалевана, как масленичное

чучело.

– Ну, что же?
– спросил Шекспир.

– Королева сначала нахмурилась, а потом, видимо, решила не связываться. Встала и

пошла танцевать.

– Ох!
– восхищенно воскликнул Шекспир и вскочил с места.
– Так и пошла?

Рассердилась, но все-таки пошла? А? Вот женщина! Что перед ней королева!

– Да, кстати, о королеве, Виллиам, - хмуро сказал Пембрук.
– Тут она не солгала вам.

Лучше всего, если вы завтра уедете из Лондона.

– Да?
– спросил Шекспир.
– Значит, это все-таки правда?

Пембрук слегка пожал одним плечом.

– Черт его знает, что думает выкинуть Эссекс. Сейчас вот он заперся со своими

приспешниками, все они пьют, шумят, плачут над ним, клянутся умереть, а он обезумел от

страха и гордости и клянется, что если ему не возвратят откуп на сладкие вина, то

королева вспомнит его. Ну, а королеве, между нами говоря, есть что вспомнить.

Они поглядели друг другу в глаза.

Первым опустил глаза Шекспир. Он никогда не любил королеву. Но королева

королевой, а когда ругали графа, ему было все-таки очень неприятно.

– Да, - повторил Пембрук со злым наслаждением, - этой девственнице есть что

вспомнить. Такого неразборчивого и старательного любовника ее величеству в шестьдесят

восемь лет уже не найти. А он был куда как прыток на всякие фокусы! Но и графу бы, между нами, не следовало забывать, чья она дочка. Недаром папаша ее казнил двух своих