Зыбучий песок (сборник)
Шрифт:
Здесь наконец–то нашлось несколько задач, с которыми она не справилась, но они были среди самых трудных, и Арчин приняла совершенно правильное решение, отставив их в сторону, раз не смогла додуматься сразу, так что закончила задание в положенное время.
«А ведь ей это нравится. Посмотри, как сверкают глаза.» Что ж: Оставался один тест, слишком субъективный на его взгляд, но по мнению экспертов адекватно коррелирующий с коэффициентом g. Он дал ей лист бумаги, карандаш, убедился, что она понимает слово «рисовать» и попросил изобразить человека.
Пока она занималась рисунком, Пол подошел к окну — посмотреть таблицу, в которую сестра Дэвис записывала время. Он сравнил результаты с нормативами и ошеломленно
— Что–нибудь не так, доктор? — озабоченно спросила сестра.
— Если бы, — буркнул Пол. — Было б не так жалко держать ее в Ченте.
— У нее ведь очень хорошие результаты, правда?
Пол кисло усмехнулся.
— Она уложилась по времени почти во всех тестах, значит, набрала почти сто восемьдесят баллов. И это бессмысленно. Один мой профессор говорил, что тест на коэффициент интеллекта достоверен до ста двадцати, сомнителен до ста пятидесяти и смешон выше, потому что объект тестирования может оказаться умнее автора. Но время, кажется, истекло.
Сестра Дэвис подошла к Арчин и заглягула ей через плечо. Через секунду она весело рассмеялась.
— Поздравляю, доктор. У вас теперь будет, что повесить на стену!
Пол недоуменно уставился на рисунок Арчин. Сестра Дэвис была права. Он держал в руках один из самых искусных карандашных портретов, которые когда–либо видел, и изображен на этом портрете был он сам.
25
Боярышниковая изгородь, видневшаяся из окна ординаторской, расцвела так густо, что казалась заметенной снегом. Глядя на нее, Пол размышлял о двух главных своих проблемах — Арчин и Айрис.
После демонстрации своих незаурядных способностей Арчин стала для него еще загадочнее. Поведение ее в последнее время было вполне разумным, и срывов вроде того, когда она набросилась на медсестру в Бликхемской больнице, больше не случалось, если не считать легкой ссоры с новой санитаркой, которая вопреки всем вокруг известному вегетарианству Арчин и распоряжению Пола пыталась заставить ее есть тушеное мясо. Это наводило на мысль, что сестра Дэвис дала девушке самую верную характеристику — чужая.
С другой стороны, ее успехи в английском были столь ошеломляющими, что Пол засомневался, действительно ли она учит его впервые. В голову приходили две возможности: она могла вспоминать забытое или просто притворяться. Второй вариант казался менее вероятным. Шумахер твердо стоял на том, что никто не в состоянии изобрести совершенно новый язык так, чтобы филологи не распознали подделку. Однако нельзя было забывать о ее без преувеличения гениальных результатах во всех без исключения тестах; возможно, человеку со столь выдающимися способностями это и под силу.
Откладывать разговор с Айрис становилось все труднее. Сталкиваясь с неизбежностью, Пол чувствовал все меньше и меньше уверенности в том, что ему удастся примирить Айрис с беременностью. Ему нужно было сейчас любое подтверждение своих сил, и он надеялся получить его, разгадав головоломку Арчин.
Она быстро набирала словарь, после чего должна была, наконец, рассказать, хотя бы приблизительно, о своем происхождении. Он постоянно спрашивал ее об этом, раздражаясь все сильнее из–за ее уверток, и сегодня почти окончательно уверился, что она лжет, когда заявляет, что ей не хватает слов.
Он уже почти собрался поймать ее за руку, но в последний момент призвал на помощь все свое профессиональное самообладание и сообразил, что эта ложь может быть вызвана какой–то глубокой психической травмой. Ему стало стыдно, что он чуть не сорвал зло на больной за то, в чем она не виновата, и в чем не могла ему помочь. Из всех врачей Чента кому, как не бывшему сумасшедшему Полу Фидлеру, понять весь ужас этой беспомощности.
Он отпустил ее в палату, и едва дождавшись, когда он останется один, очередное катастрофическое видение схватило его мертвой хваткой: из–за того, что он накричал на нее, Арчин теряет к нему доверие, вообще отказывается общаться с врачами и погружается в глубокую апатию, которая не оставляет ей никакой надежды выбраться когда–нибудь из Чента. Это настолько вывело его из равновесия, что он почувствовал, что не может больше работать, и раньше времени отправился за своей порцией чая с бисквитами.
Торопиться не стоило. Он это понимал. Лучше всего подождать, когда Арчин почувствует, что способна без затруднений высказывать свои мысли и начнет бегло говорить, но предсказать, когда это произойдет, не мог никто, включая ее саму.
По контрасту, плод в чреве Айрис созревал неуклонно, в полном соответствии с законами биологии, и он мог назвать неделю, если не день, когда ему предстоит появиться на свет.
Зная это, он все же не мог заставить себя предпринять какие–то шаги.
Все его мысли занимала Арчин, и он постоянно натыкался на нее, когда проходил по больнице. Сестра Уэллс подарила ей портфель с оторванной ручкой из шкафа, в котором без дела валялись невостребованные родственниками вещи умерших; она прикрутила из проволоки новую ручку и теперь повсюду таскала этот портфель с собой. В нем хранились вещи, которые она насобирала по всей больнице, и которые были призваны помочь ей определиться в этом мире: блокнот и карандаш, детский словарь с картинками, дешевый атлас в мягкой обложке, альбом для рисования, который он купил для нее, когда, поддавшись импульсу, решил последовать совету сестры Дэвис и поехал в Бликхем заказывать рамку для портрета, который она тогда нарисовала. Сейчас портрет красовался на стене его кабинета; увидев его впервые, Арчин от радости повисла у Пола на шее.
Пару раз он просил разрешения посмотреть содержимое ее портфеля, но даже атлас, который очаровал ее сильнее всего, судя по тому, что все страницы оказались испещрены ее забавными остроконечными буквами, не стал тем ключом, которым он надеялся открыть железную дверь ее защиты. На просьбу показать, где находится ее дом, Пол неизменно получал прежний ответ — палец утыкался в окрестности Чента.
«А что если она росла в полной изоляции? Вроде Каспара Хаузера [10] – какой–нибудь сумасшедший гений держал ее взаперти и учил разговаривать на языке, который сам выдумал:? Нет, это абсурд. Тогда у нее была бы агорафобия. Но в этом ровно столько же смысла, сколько в любой другой гипотезе.» Когда пациентам по расписанию полагался дневной отдых, в больнице включали радио. Кроме того, в каждой гостиной стояли телевизоры с заблокированными ручками, чтобы больные не могли сами переключать каналы.
10
Персонаж самого знаменитого одноименного романа (1908) немецкого писателя Якоба Вассерманна (1873–1934), написанного по следам подлинного загадочного события, когда в 1828 году на улицах Нюрнберга неожиданно появился молодой человек, не умевший ни ходить, ни разговаривать.
Пол считал эту меру излишней, но не хотел из–за такого пустяка пускаться в споры. Он наблюдал за реакцией Арчин. Музыка приводила ее в замешательство независимо от того, что играли — симфонический концерт или современные песенки, но разговорную речь она ловила с жадностью. Телевизором она пользовалалась как учебным пособием, особенно когда речь сопровождалась надписями — рекламные объявления, спортивные результаты, и так далее: это давало ей звуко–буквенный ключ. Тем не менее само содержание передач ее пугало, словно открывавшийся в них мир будил в ее сознании какие–то странные и тяжелые фантазии.