Зыбучий песок (сборник)
Шрифт:
— В жизни, знаете ли, есть и другие вещи, а не только работа, — сказал Элсоп и поднялся. — Хотя, согласен, одинокая хандра не пойдет вам на пользу. Когда вы сможете сделать рентген?
— На всякий случай, мне стоит поехать вместе с ней. — Пол перелистал настольный календарь. — Я не дежурю в эти выходные. Попробую договориться на субботу утром, как в прошлый раз.
— А разве в субботу у вас нет этого дурацкого комитета?
— Черт, есть конечно. Я просто забыл записать. Но это неважно, я успею после.
Доктор Холинхед в последнее время проводит заседания быстро.
34
«Мне
Пол сидел молча, почти не слыша голосов других членов комитета, обсуждавших жалобу профсоюза, в которой утверждалось, что слишком много ремонтных работ в больнице делают пациенты. Он даже не пытался понять, кто о чем говорит.
Бессловесный страх бился у него в голове, как сумасшедший скрежещущий колокол наверху на башне.
«Я ей все рассказал, повторил, объяснил, что ничего страшного в рентгеновском оборудовании нет; я показывал ей снимки головы и рук.
Кажется, она поняла. Но если она опять сорвется, они: Нет, я даже не хочу думать, что они сделают. Но что же ей померещилось тогда в этой машине?
Она не признается.»
Говорил Рошман, пухлый человечек очень еврейской наружности, очки в роговой оправе сидели не столько у него на носу, сколько на румяных щеках, а редкие волосы были уложены на макушке параллельными рядами, между которыми просвечивала розовая кожа.
«На некоторое время я отвязался от Элсопа, но то, что я не спросил Арчин о Фабердауне и не записал все как следует в отчет, — грубая ошибка.
Зато он получил легко и просто то, что ему больше всего хотелось: полноценное чувство, которое обычно испытывает отец, если ему удается продемонстрировать сыну свое превосходство, и еще облегчение, что сенсационная статья, сделающая имя сына громче его собственного, появится не скоро.» Перешли к следующему пункту. На этот раз Пол вообще не понял, о чем речь.
«Я хочу: Чего я хочу? Наверно, впустить хоть немного Ллэнро в наш больной мир.
Сюда, где как мухи на стекле жужжат эти глупые голоса. Цветы в человеческий рост, дыхание далекого моря. Я хочу завещать его тому, кто одинок, но силен внутренним зрением. Что поймет Холинхед о стране, где у власти не те, кто сильнее всех к ней рвется, а те, кого сильнее всего любят?» Холинхед, собравшийся уже объявить следующий пункт повестки дня, заметил взгляд Пола и поднял голову.
— Вы хотели что–то сказать, доктор Фидлер?
— А: нет. Нет, спасибо. Это уже неважно.
Подозрительный взгляд главврача еще некоторое время ощупывал его лицо и наконец вернулся обратно к бумагам.
«Потерять Ллэнро: мука. Но хотя бы помнить его: я завидую. Я помню только гулкий туннель, дом, на милю вокруг которого не сыщешь живой души, школу, где меня разбавленными чернилами учили отвечать на идиотские вопросы, женщину, которая знала, что ее сын умнее и ярче других, и которая при каждом удобном случае спешила подышать на это его сияние и потереть рукавом, другую женщину, которая прекрасно понимала чувства первой, но которая не дала мне исправить эту ошибку хотя бы в следующем поколении.
Есть ли на каком–нибудь далеком рукаве дельты времени Пол Фидлер, но не один из тех миллиардов, которые жалуются мне на свою проклятую судьбу, а счастливый? Если есть, то он думает не моим мозгом. Мой камертон не настраивается на счастье.» Он принялся рисовать на обратной стороне протокола. Он изобразил что–то вроде карты из линий, расходящихся от центрального ствола. Снизу вверх он стал ставить на них метки: первую развилку он назвал «Травма в одиннадцать с половиной лет» и пририсовал рядом могильный холмик, вторую — «Отчислен» — широкая стрелка, символ тюрьмы. Никакой системы в том, как он расставлял метки не было; он мог вспомнить сотни таких развилок, не сходя с места.
Наверху листа — современность и подсчет очков. Он вдруг заметил, что почти каждая ветвь кончается символом какого–нибудь несчастья; не давая воображению разыграться, он собрал их снова в одну точку и пририсовал рядом череп и кости.
Задумчиво он стал водить по линиям, выискивая развилку, которая вела бы к чему–то лучшему, а не к худшему.
«Может, здесь? Если бы Айрис разорвала помоловку? Да, пока только этот.
Я был бы раздавлен, но потом: потом в первой или второй больнице, где я работал, я бы встретил молоденькую симпатичную медсестричку, мы бы поженились, она бы еще поработала некоторое время, пока я не получил бы должность с приличной зарплатой, и, может быть, сейчас я бы мечтал, как вернусь домой и повезу жену и сына в какую–нибудь деревеньку в добром старом Остине, и мы бы там смеялись и строили планы…» — Доктор Фидлер, вы намерены продолжать заседание в одиночестве?
Холинхед со всем сарказмом, который он был способен продемонстрировать, складывал бумаги в папку, все остальные, не торопясь, двигались к двери.
Чертыхнувшись, Пол присоединился было к ним, но Холинхед щелкнул пальцами и жестом приказал подождать. Он нервно подчинился.
— Вы не слишком внимательны, доктор Фидлер, — напрямую упрекнул Холинхед, когда все остальные, кроме мисс Лаксхэм, наводившей на столе порядок, оказались на приличном расстоянии. — Вы фактически отсутствовали на заседании.
Не дожидаясь ответа, он поднялся, и лицо его посуровело.
— Кроме того, вашу работу в последние несколько недель трудно назвать выдающейся. Я старался воздерживаться от комментариев, но не я один заметил ваш отсутствующий вид, и именно поэтому считаю своим долгом призвать вас взять себя в руки.
«Самоуверенный ублюдок.»
— Вы были когда–нибудь женаты? — спросил Пол.
— Я знаю о: э-э: отъезде вашей супруги. Именно поэтому я в последнее время проявлял к вам снисхождение.
— Так были или нет?
— Не понимаю, зачем это вам?
— Если бы вы были женаты, вы бы понимали. Возможно.
— Если я правильно уловил вашу мысль, — резко сказал Холинхед, — то должен в свою очередь потребовать, чтобы вы учли возможные последствия ваших ежедневных и многочасовых бесед с молодой и привлекательной пациенткой. И прежде чем вы — судя по вашему виду — скажете какую–нибудь грубость, позвольте подчеркнуть, что в то время, пока я с ничем не оправданной непредусмотрительностью вам доверяю, среди пациентов психиатрической больницы ходят упорные слухи о вашем приятном времяпрепровождении. Было бы полезно для всех, если бы доктор Радж освободила вас от ведения этой пациентки.